носом возникла «улыбающаяся» морда одного из псов.
– Тьфу на тебя, напугал до полусмерти. – Прошипела я, выбираясь из кустов. Пес, принимая все это за веселую игру в прятки, выражал свой восторг, прыгая рядом и мотая хвостом-поленом во все стороны. – Ну все, все, ты меня нашел. – Ворчала я, похлопывая собаку по широченной, как лавка, спине. В ответ пес заехал мне хвостом под колени и я со стоном присела, едва не потеряв равновесие.
В сопровождении собак – по пути к нашей теплой компании присоединился и второй пес – я добралась до крыльца. Вышколенные звери остались сидеть у подножия ступенек, с явным сожалением глядя, как их новая подружка исчезла в доме.
Еще во дворе я заметила, что почти все окна в доме погашены. Слабо светилось только одно, в левом крыле дома, на первом этаже. В той части дома я еще не была и не имела представления о том, чья это комната. Мне, конечно, очень хотелось выяснить, кто там находится, но я все же решила не искушать судьбу и тихонько пробралась в свою спальню. Тщательно заперев дверь изнутри, я включила свет, тщательно задернула шторы и торопливо направилась в ванную. Оказывается, мне здорово досталось. Все лицо покрылось волдырями, которые к тому же отчаянно чесались. Сполоснув огнем горящую кожу холодной водой, я попыталась утешиться тем, что крапивные ожоги являются лечебными. Правда, в упор не помню, от каких болезней они должны помогать, хотя какая мне разница? Надеясь, что утро, как обычно, окажется мудренее вечера, я улеглась в постель и сразу же заснула. Осторожных шагов возле своей двери я уже не слышала…
ГЛАВА 12
Инна Теодоровна сдержала свое слово. Весь следующий день мне пришлось вкалывать в двойном объеме. Кибиткин замучил меня поручениями. Мне показалось, что за несколько часов я переделала недельный объем работы целого штата секретарей. Хорошо хоть Инга не подвела, прислала все в лучшем виде, правда, с припиской: «в следующий раз выбирай что-нибудь из классики». Бедняга, сильно ее достала эта поп-группа со своим шлягером.
Выбирать ничего не пришлось. Сегодня Кибиткин ничего не диктовал, зато ближе к вечеру грохнул передо мной какой-то толстенный фолиант и потребовал перепечатать несколько страниц малопонятного текста о каких-то готах. У меня не было даже перерыва на обед. Нет, голодом сегодня не морили, но еду принесли прямо в кабинет, причем Кибиткин изъявил желание обедать вместе со мной, так сказать, на рабочем месте. Возразить мне было нечего, так мы и сидели друг против друга, поедая каждый свою порцию. Мне, надо сказать, от такого соседства кусок в горло не лез. Я вяло жевала бутерброд с зеленью и курицей, стараясь не смотреть на писателя. В тишине было слышно, как Кибиткин с хрустом грызет галеты и, громко чавкая, жует сыр. Время от времени он прерывался, чтобы шумно отхлебнуть из большого бокала солидный глоток крепкого чаю.
У меня возникло странное чувство, что вся эта бурная деятельность, развитая Кибиткиным, преследовала одну цель – держать меня все время на виду, не давая свободно перемещаться по дому. Не могу сказать, что я имела четкие представления о работе личного секретаря, но у меня были глаза и мозги. Этого оказалось достаточно, чтобы понять: мы здесь уже который день занимаемся никому не нужной ерундой, проще говоря, делаем вид, что работаем, вместо того, чтобы действительно заниматься работой. Для чего-то я была нужна Кибиткину, но только не в качестве секретаря. От того, что я не могла понять его истинных намерений, мне было очень беспокойно и тревожно. Направляясь сюда, я рассчитывала, прикрываясь работой, провести собственную игру и найти ответы на интересующие меня вопросы. И что же? Я не продвинулась ни на шаг, если не считать неприятного открытия, что со мной тоже во что-то играют, а я не понимаю правил этой игры. Только бы продержаться до субботы. Осталось всего полтора дня и я буду свободна. Я отчетливо понимала, что, выбравшись отсюда, я, вне зависимости от полученных результатов, ни за какие коврижки не вернусь в этот странный и опасный дом. Он действительно казался мне опасным. Я чувствовала, как то-то сгущается вокруг, что-то назревает, грозя поглотить и меня. И сопротивляться этому чувству становилось все труднее.
Когда за окном почти стемнело, Кибиткин с облегчением объявил, что работа окончена и, быстро кивнув, выбежал из кабинета. У меня был план. Сегодняшней ночью я собиралась побродить по дому, дождавшись, пока все уснут. Я не забыла о пропавших девушках-секретаршах, которых почему-то никто не искал. Мое распаленное воображение рисовало картины одну ужаснее другой. Запертая дверь в нижнем коридоре не давала мне покоя. Конечно, лучше бы проникнуть туда днем, но Кибиткин весь день не спускал с меня глаз, так что оставалась только ночь. От одной мысли о предстоящей ночной экскурсии у меня мурашки бегали по коже. Что, если меня застукает экономка? Бр-р-р. Кстати, что-то ее сегодня совсем не видно. Даже странно, что она не заглянула позлорадствовать на мои мучения, организованные с ее подачи.
Время текло ужасно медленно. За окном быстро стемнело, но я намеревалась выждать, по крайней мере, до одиннадцати, а стрелка будто приклеилась в цифре девять. К тому же от долгого сидения за компьютером у меня сильно устали глаза и здорово клонило в сон. Чтобы отогнать навязчивое желание положить голову на подушку и закрыть глаза хотя бы на минутку, я попыталась читать, но книга, прихваченная с собой из дома и казавшаяся еще недавно такой интересной, сейчас, будто нарочно, еще больше склонял меня ко сну. Так, в непримиримой борьбе прошло еще полтора часа. Половина одиннадцатого. Ну что же, придется начать пораньше. Я уже давно прислушивалась, в доме было тихо. Может, они все уснули?
Переобувшись в удобные, мягкие тапочки, и выбрав одежду потемнее, я сунула в карман маленький фонарик и подошла к зеркалу. В целом все было в порядке. Вот только волосы. Длинные и светлые, они мозолил глаза, и могли выдать меня, привлекая внимание. Единственное, что пришло мне в голову, это собрать их в тугой пучок на затылке. Хорошо бы еще черную шапочку натянуть, как у спецназовцев (в этом проклятом доме любые предосторожности не кажутся излишними), но у меня такой не оказалось.
Ступая на цыпочках, как вор-домушник, я выбралась в коридор и, поминутно замирая, прокралась к ведущей на первый этаж лестнице. Пока все было тихо, нигде не слышно было шагов, скрипа отворяемых дверей, впрочем, что это я, в этом доме все дверные петли были тщательно смазанными. Так или иначе, я ничего подозрительного не слышала и решила, что путь свободен. Спустившись в холл, я повернула было налево, как вдруг из-за двери, ведущей в правое крыло, послышался приглушенный голос. Он был едва слышен, но мне показалось, что говоривший был сильно раздражен. Естественно, мне стало любопытно, тем более, что я узнала голос писателя. Мне захотелось узнать поподробнее, что же его так разозлило. До сих пор он выглядел вполне безмятежным товарищем, не способным на раздражение.
В общем, я повернула не налево, как собиралась, а направо, скользнула в коридор и сразу увидела пробивающуюся из-под двери одной из комнат полоску тусклого света. Именно из этой комнаты доносился голос Кибиткина. Спрятавшись за антикварной тумбочкой, на которой стояла декоративная ваза с искусственными белыми лилиями, я услышала:
– Вы ничего не докажете!
Так и есть, Кибиткин просто в ярости. Но было в его голосе и кое-что еще. Мне показалось, что это был с трудом сдерживаемый страх. Уже не впервые я застаю писателя в таком состоянии. Чего же он так боится? Можно только догадываться.
– Я вам не верю. – Продолжал тем временем Кибиткин. Судя по паузам, во время которых предполагалось, что я услышу голос его собеседника, в то время как я ровным счетом ничего не слышала, писатель беседовал с кем-то по телефону. Как раз в эту минуту он заорал так, что у меня заложило уши:
– Она мертва, я вам повторяю!!! – Он тут же спохватился и добавил уже шепотом, так что я едва смогла разобрать его слова. – Она давным-давно мертва, так что оставьте ваши домыслы, и больше сюда не звоните.
Тренькнул телефонный аппарат, на который с размаху швырнули трубку. Я прислонилась к стене, пытаясь переварить информацию. О ком он говорил? Кто мертв? Должна признать, что в этом деле кандидатов – завались. Во-первых, Неля. Это факт неоспоримый. Во-вторых, пропавшие секретарши. Это уже не факт, а мое зыбкое предположение, но оно тоже имеет право на существование. Кто там у нас в- третьих? Понтия не имею, но кто-то вполне может быть. Так о ком говорил господин писатель? Очень похоже, что его шантажировали. Что же, видимо, не одну меня заинтересовала таинственная жизнь нашего творца. Было бы что искать, а желающие всегда найдутся, философски заметила я.
Мои размышления по поводу того, стоит уйти прямо сейчас или посидеть под лилиями еще немного были
