Кате. Но сегодня она его снова удивляла. Он не понимал ее.
Они вышли из кабинета и остановились. Что-то было не так. Словно они вернулись не в школу, а зашли в покинутый дом.
– Ты что-нибудь слышишь? – спросила Катя.
– Ничего не слышу,
– Вот и я ничего не слышу, – Катя стала оглядываться по сторонам. – Где музыка? Она только что гремела так, что можно было оглохнуть.
– Может перерыв? – предположил Саша.
– Пойдем, посмотрим.
И они побежали в общий коридор и очень скоро убедились, что это никакой не перерыв.
В школе никого не было!
Только что стены сотрясались от топота ног и грохота музыки, а теперь стояла мертвая тишина. Именно мертвая. Глухая тишина, в которой неожиданно пропали все звуки. А к тишине прибавлялась и пустота.
Нет ничего страшнее, чем пустая школа. Потому что такого не может быть. Школы не бывают пустыми. В них всегда кто-то есть. Даже в праздники, даже в каникулы в ней есть люди. Учителя, у которых каникул нет, неуспевающие ученики, уборщицы, на худой конец сторож. А так, чтобы в школе никого не было, такого не бывает.
И вот теперь было!
Горели лампочки, все двери были открыты, но людей не было. Ни детей ни взрослых.
А ведь три минуты назад здесь было больше тысячи человек!
Где они?
Катя и Саша стояли и ничего не могли понять. Даже Катя и та растерялась и была поражена и потрясена. Они даже боялись задавать друг другу вопросы. И так ясно, что ничего в этом понять было нельзя.
Они медленно и осторожно шли по школе, и им казалось, что они идут по тонущему кораблю, который вдруг неожиданно покинули люди. В классных комнатах были видны все следы человеческой деятельности. Стояли накрытые столы, яства на которых больше чем наполовину были съедены, на стульях и в шкафах лежала и весела детская одежда: платья, брюки, джинсы, рубашки, кофточки и тому подобное, ведь почти все переоделись в праздничные одежды или в маскарадные костюмы. На учительских столах стояли магнитолы и горы кассет и компакт-дисков. Все это было включено, но не работало. Кассеты крутились, но из динамиков не доносилось ни звука.
То же самое было и в актовом и спортивном залах. Яркими огнями мелькала цветомузыка, работала аппаратура, и не было ни звука и ни одного человека.
А за окнами было уже светло.
Наконец Саша не выдержал:
– Что все это значит?
Катя посмотрела на него и сжала губы.
– Посмотри на часы, – сказала она.
Саша посмотрел на свои электронные часы. Табло было пустым. Ни букв, ни цифр на нем не было. Голое зеленовато-желтое поле.
– Что это такое с ними? – удивился Саша. – Батарейки что ли кончились? Вреде недавно поставил новые.
– Ты не понял? – спросила Катя. – Тогда посмотри на мои часы.
И она протянула ему свою левую руку, на которой у нее были часы. Саша глянул на них и открыл рот. У Кати были механические часы. Обычный круглый циферблат и стрелки. Только теперь стрелки бешено вращались в разные стороны, а стекло над ними пошло трещинками.
– Что это с твоими часами?
– Неужели ты до сих пор ничего не понял? – Катя начинала терять терпение. Кажется, впервые в жизни она злилась на Сашу. – Время остановилось! Разве ты не видишь?
– Что ты такое говоришь? Как время может остановиться? Просто испортились часы. Наверное, поблизости образовалось какое-нибудь магнитное поле.
– Я не знаю, что тут образовалось, – ответила девочка, – но я точно знаю, что все это связано с тем, что делал Женя, и что ему теперь грозит опасность. А на все остальное мне плевать.
И Катя побежала к выходу из школы. Саша пожал плечами и побежал за ней.
У двери раньше стоял милиционер. Теперь его не было. Вместо него у двери лежал какой-то мужчина в сером плаце. Почему-то он был похож на собаку. Когда Катя приблизилась к нему, он вдруг резко поднялся и уставился на нее. Катя остановилась.
– Кто вы такой? – спросила она, хотя и так прекрасно видела, что у незнакомца к ней отнюдь не добрые намерения.
– Отойди от двери! – крикнул он и с горящими от злобы глазами и сжатыми кулаками бросился на Катю.
Саша бросился девочке на помощь, но та справилась сама. Мужчина взвизгнул по-собачьи и кувырком полетел на каменный пол вестибюля. Хотя Катя его даже не задела. Разве только чуть-чуть.