– Нет, – честно признался Настрадамус. – Пища мне нужна, но только столько, сколько я могу съесть. Не больше. Только человек из всех живых существ жаждет богатства и власти.
– К сожалению не только человек, – покачал головой Друль. – Гоблины, тролли и гремлины тоже мечтают захватить власть на земле. И еще не мало тех кто…
– Я не понимаю, к чему весь этот разговор? – начал сердиться Дух.
– Это потому что Друль перебил меня, – сказал Настрадамус.
– Я не закончил свою мысль.
– Так кончай ее поскорее! – закричал Дух, который превратился в старика с длинной предлинной бородой, которой он сердито потрясывал. – От вас меня уже клонит в сон!
– Не засыпай, пожалуйста, выслушай меня, – Настрадамус захлопал от волнения крыльями.
– Да-да! Выслушай его! Это очень мудрый филин! – взмолились Друль и Гальянка.
– Ладно, так уж и быть, – Дух Колдовского леса сменил гнев на милость.
– Я хотел сказать, что мне не надо материальных благ, – сказал филин. – Ни золота, ни драгоценных камней мне не надо.
– Что же тебе надо?
– Мне надо только одно – не быть одному. Я старый филин. Еще несколько дней назад я был никому не нужен. Даже мой племянник и тот попросил меня покинуть его дом. И тут я встретил сначала Друля, а потом вот эту милую девочку. И теперь я знаю, что мне нужно в этой жизни. Быть с кем-то рядом и чувствовать себя нужным им. Ведь когда я чуть не прыгнул в Колыбельное озеро, они удержали меня. Значит, я им нужен, иначе бы они этого не сделали. И теперь я знаю, что у меня есть друзья. Как когда-то в детстве, когда мы сидели в гнезде, нас было пятеро братьев и сестер. Как нам было хорошо. Мы дружили и были нужны друг другу, когда согревали себя в холодном гнезде, когда его покидали родители, как мы вместе боялись куницу. Это была удивительная пора. Детство. И вот со мной рядом опять маленькие создания – птенцы, детеныши, дети. Друль, тролльчонок. Он хоть и волшебник, и ему двести лет, но по тролльим меркам он ребенок, так же как и эта девочка-эльф. И рядом с ними и я помолодел. Мне с ними хорошо. Так хорошо, как давно уже не было. Вот я к тебе обращаюсь, Дух Колдовского леса. Неужели тебе ничего не нужно, чтобы было хорошо?
Дух посмотрел на филина. Он все еще был в облике загадочного старика. Он сидел на созданном им же пеньке и, положив голову на руки, внимательно слушал. Пока филин говорил он из веселого стал очень грустным. Таким грустным, что всем тоже стало невероятно грустно. Когда Настрадамус замолчал, Дух поднял мокрое от слез лицо и произнес:
– Да, ты прав. Одному быть очень тяжело. Но ведь я не один. Весь лес, мой Колдовской лес, это мой большой добрый друг. Мы не можем друг без друга. И так продолжается уже тысячу лет. А вот, что было до этого? Я почти не помню. Вы удивлены? Но ведь я не всегда был Духом. Нет, когда-то я был живым. У меня было тело, по моим жилам текла кровь. Настоящая горячая кровь. Кем же я был? Птицей или зверем? Гоблином или эльфом? Единорогом или медведем? А может, я был человеком? Тоже может быть. Да нет, именно так оно и было! Теперь я отчетливо все вспоминаю. И я тоже был маленьким! Это я хорошо помню. Бегал и играл со своими друзьями по этому самому лесу, который тогда был самым обычным лесом, и в нем жили самые обычные звери и птицы. Грустная со мной произошла история. Грустная и поучительная.
Дух Колдовского леса вздохнул и продолжил:
– Да, я действительно был человеком. И к своему стыду признаюсь вам, что был плохим человеком. Очень плохим. – Дух на некоторое время глубоко задумался. Видно было, что он погрузился в воспоминания. Затем он опустил голову и тихо заговорил: – Рос я в этом самом лесу. Вернее не в самом лесу, а в деревне, что стояла на опушке, а наш дом, так и вовсе был прямо под деревьями, и по вечерам на нашу крышу с шумом падали желуди. Нехорошим был я уже с детства. Жил в лесу, который кормил, поил и одевал нас, и не любил его и тех, кто в нем жил. Разорял птичьи гнезда, разрушал звериные норы. Ходил с отцом на охоту, убивал зверей и птиц и никогда не просил у них за это прощения. Вот еще, зачем, думал я. Кому это надо? И совершенно не верил отцу, который укорял меня за это, и говорил, что это грешно. Так и вырос я охотником, который не просит прощения.
Лес замирал, когда я входил в него. Переставали петь птицы, даже деревья и те не шелестели листьями. Браконьер пришел! А мне было на все это плевать, и я продолжал убивать зверей и птиц столько, что никогда бы не съел столько мяса, не износил бы одежды, сшитой из их шкур, не отлежал бы перин и подушек набитых их перьями. Все это я проделывал из баловства. Ради бахвальства. Мол, вот какой я отличный охотник! Умерли мои родители, состарились и перестали со мной дружить друзья, а я все продолжал ходить в этот лес и убивал, убивал и убивал. И вот однажды пошел я как всегда на охоту и за весь день не встретил ни одного зверя, ни одной птицы. Как будто вымерли они все. Неужели я всех истребил, спрашивал я себя и проверял, туго ли натянут мой лук, хорошо ли отточены наконечники моих стрел. Но день прошел, и так никого я не выследил и не убил. И такое меня зло взяло, что поклялся я сам себе, что не вернусь домой без добычи.
Настала поздняя ночь. Темно было, хоть глаз выколи. Но я упорно шел и прислушивался. И вот, наконец, услышал рев. Ну, думаю, медведь. Пошел на рев и точно, вышел к медвежьей берлоге. Никогда прежде ее не видывал. А у берлоги медведица с медвежатами играет. Они по ней прыгают, скачут, радуются, а она глупая рычит от удовольствия. Не рычать тебе больше, медведица, не играть тебе с твоими детишками. Натянул я лук, прицелился, и тут медведица меня заметила и человеческим голосом взмолилась:
– Не стреляй, смелый охотник, пожалей ты моих детушек. Убей меня, но их не трогай. Посмотри, какие они маленькие и хорошенькие.
– Глупости, – говорю, – еще ни один зверь от меня живым не ушел.
И одного за другим убил я ее медвежат, а затем и ее саму самой большой стрелой застрелил.
Что тут началось! Гром загремел, молния ударила. И говорит мне медведица умирающая:
– Великий ты преступник и враг всего живого. Проклинаю я тебя за то, что убил ты во мне и моих детях душу этого леса. Нет больше его на свете. Уничтожил ты его. Только мертвые деревья остались стоять в нем. Так останься же и ты тут на веки вечные и замени меня собой. Пусть подлый твой дух не узнает покоя в этом лесу, который ты оставил без единого живого существа!
Сказала она так и испустила дух. Хотел я посмеяться над ее глупыми словами, но тут вновь прогремел
