Регент откинулся назад, тело его обмякло, лицо побледнело так, что обесцветились даже губы. Д'Аварэ с горящими глазами и пунцовым лицом оставался стоять в прежней позе. Не изменился в лице лишь д'Антраг. Он приблизился к Андре-Луи и смерил его злобным прищуренным взглядом.
— Негодяй! Мало того, что вы совершили чудовищное преступление, так вы посмели ещё явиться сюда и похваляться своими подвигами. Вы, должно быть, совершенно забылись, если позволяете себе такой тон с его высочеством. Где ваше уважение к особе королевской крови?
— Я не ослышался? Вы действительно произнесли слово «уважение», господин д'Антраг? — Андре-Луи откровенно рассмеялся прямо в смуглое лицо министра. — Вряд ли вы можете всерьёз рассчитывать, что я питаю к его высочеству подобное чувство. Пусть скажет спасибо, что его королевская кровь лишает меня возможности потребовать удовлетворения.
Регент покачнулся вместе со стулом.
— Это оскорбление! Боже мой, меня оскорбляют! До чего же я опустился?
— Вот уж действительно: до чего? — язвительно вторил ему Андре-Луи.
В ту же секунду дрожащий от гнева д'Аварэ стремительно вышел из-за стола.
— Я накажу наглеца, монсеньор. Поскольку ваш сан запрещает вам ответить на оскорбление, я сделаю это за вас, — Он повернулся к Андре-Луи. — Вот вам за вашу наглость, каналья! — С этими словами он хлестанул молодого человека ладонью по щеке.
Андре-Луи отшатнулся, затем поклонился обидчику. В тот же миг раздался вопль силившегося подняться на ноги регента.
— Нет, нет, д'Аварэ! Не бывать этому! Я запрещаю, вы слышите? Запрещаю! Пусть убирается! Какое значение имеют его слова? Вы не можете драться с этим ничтожеством, с этим ублюдком! За дверь его! Д'Антраг, покажите господину Моро дверь.
— Я уже ухожу, господин д'Антраг, — сказал Андре-Луи и повернулся на каблуках.
Д'Антраг всё же успел его опередить. Он широко распахнул дверь и с надменным видом отстранился, пропуская Андре-Луи. На пороге Андре-Луи задержался и обернулся.
— Я остановился в «Двух башнях», господин д'Аварэ. Если ваши понятия о чести требуют, чтобы мы встретились, вы найдёте меня там до завтра.
Но регент опередил своего фаворита.
— Если вы завтра ещё будете там, я, ей-Богу, пошлю своих грумов устроить вам трёпку.
Улыбка Андре-Луи источала презрение.
— А вы последовательны, монсеньор. — С этими словами он вышел вон, оставив за спиной ярость и замешательство.
Глава XLV. В ГАММ!
Посещение Каза Гаццоло оставило в душе Андре-Луи нестерпимую горечь. Несмотря на самообладание и спокойствие, которое не изменило ему до конца визита, он не сумел вполне скрыть свою боль. Этот день разбередил ужасную душевную рану, а удовлетворение, которое он надеялся получить, исполнив поручение де Баца, оказалось слишком ничтожным, чтобы ради него стоило идти на такие муки.
Андре понимал, что ему не удалось пробить броню самодовольства, которая защищала Мосье. Да, принц пришёл в ярость, почувствовал себя оскорблённым, но его совесть осталась непотревоженной. Ему даже в голову не могло прийти, что он заслужил оскорбление, которое нанёс ему Андре-Луи Моро. Гневная речь Андре-Луи вызвала у принца такое же негодование, которое мог бы вызвать непристойный жест какого-нибудь мальчишки-сорванца на улицах Вероны. Глупцы и эгоисты верны себе, поскольку их защищает самодовольство и неспособность к самокритике. Не в их власти увидеть свои поступки в том свете, в каком предстают они для других. Они громко возмущаются неблагоприятными для себя следствиями, поскольку слепота их не даёт им возможности разглядеть причины.
Так размышлял Андре-Луи на обратном пути к «Двум башням». Мысли эти не подняли ему настроения и не пролили бальзама на его рану. Его месть провалилась, поскольку человек, которому он хотел отомстить, так ничего и не понял. Чтобы задеть графа де Прованс, требовалось нечто более сильное, чем слова. Надо было пойти дальше. Надо было настоять на дуэли с этим дураком д'Аварэ. Или, ещё лучше, затеять ссору с д'Антрагом. Этот скользкий мерзавец сыграл не последнюю роль в истории с письмами. Грязный сводник! Там, на вилле, Андре-Луи сосредоточил свой гнев на хозяине, и совсем забыл о неблаговидных делишках слуги. Впрочем, это не имеет большого значения. В конце концов, какое удовлетворение можно получить у лакеев за грехи хозяина?
Андре-Луи спешился во внутреннем дворе «Двух башен», и внезапно на него нахлынуло ощущение полной бессмысленности своего существования. Он не знал, куда направиться, к какой цели теперь стремиться.
На пороге постоялого двора Андре-Луи встретил хозяин, который сообщил, что ему приготовлена комната, и тут же передал просьбу госпожи де Плугастель, пожелавшей видеть господина Моро, как только он вернётся.
— Проводите меня к ней, — безразлично сказал господин Моро.
Так и не умывшись и не переодевшись с дороги, он прошёл в комнату, где два часа назад оставил графиню. Она в одиночестве стояла у окна, выходящего во двор. Вероятно, она стояла там давно и ожидала возвращения сына. Когда дверь отворилась, графиня стремительно повернулась и сделала несколько шагов ему навстречу. В её движениях, в выражении лица сквозили напряжённость и беспокойство.
— Спасибо, что пришёл так скоро, Андре-Луи. Мне нужно многое тебе рассказать. Ты уехал так поспешно, что я даже не успела начать. Где ты был?
— В Каза Гаццоло. Решил поставить их в известность, что я всё ещё жив.
— Этого я и боялась. Ты не совершил ничего опрометчивого? Ты ведь не потерял голову? — Графиня задрожала.
— Что я мог сделать, сударыня? — Андре-Луи скривил губы, — причинённое мне зло уже не поправить. Я мог только говорить. Сомневаюсь, что это произвело на них сильное впечатление.
На лице графини отразилось облегчение.
— Расскажи мне всё. Только давай сначала сядем, мой мальчик.
Она жестом указала на один из стульев, которые стояли у окна, а сама заняла другой. Андре-Луи устало сел, выронил шляпу и хлыст на пол и обратил измученное, скорбное лицо к матери.
— Ты видел Мосье? — спросила она.
— Да, сударыня, я его видел. У меня было для него сообщение от господина де Баца. — Андре-Луи вкратце повторил ей то, что сказал регенту. Графиня слушала, и на её грустном лице появился слабый румянец, полные чувственные губы сложились в горькую улыбку. Когда он закончил, она одобрительно кивнула.
— Что же, он это заслужил. Хотя, уничтожив бумаги, ты подвёл и других людей, я не могу тебя винить. И я рада, что ты всё высказал принцу. Не думай, что его это не задело за живое. Как бы он себя ни вёл, он не мог не понять, что своими неудачами обязан собственному вероломству. Он наказан заслуженно.
— Меня не так легко удовлетворить, сударыня. Сомневаюсь, что на свете существует кара, которая могла бы уравновесить совершённое им зло. Вы забываете, что он разбил мою жизнь.
— Разбил? — переспросила графиня, глядя на сына широко раскрытыми глазами. — Он разбил тебе жизнь?
— Вы считаете, что это чересчур сильное выражение? — желчно спросил Андре-Луи. — Что теперь можно поправить или переиграть?
Госпожа де Плугастель ответила не сразу. Помолчав, она тихо спросила:
— Что тебе рассказали, Андре?
— Горькую правду сударыня. Этот жирный боров сделал Алину своей любовницей и…
— О, нет! Нет! — вскричала графиня и вскочила на ноги. — Это неправда, Андре.
