– Я буду только задавать вопросы. Вы же отвечайте, когда захотите. Идет?
Легкий кивок. Вокруг завывал ветер: долгий, леденящий душу животный стон. Я представил себе, как из-под двери проникает песок и засыпает всю комнату, чтобы похоронить нас заживо.
– Ваш муж был убит при необычайных обстоятельствах. Его убили вы?
– Избегайте очевидного – сэкономите время.
– Что вас заставило признаться в этом преступлении?
– Мне нечего было скрывать.
Агостина держалась непринужденно. В ее ответах чувствовалась раскованность. Я предпочел вести допрос жестко, как если бы допрашивал Агостину во время ее задержания:
– Это убийство носит особый характер. Сейчас я не говорю ни о нравственности, ни о мотивах. Я говорю о способе. Лично я не думаю, что вы обладаете необходимыми знаниями и навыками, чтобы совершить такое жертвоприношение.
– Это не вопрос.
– Где вы взяли кислоты?
– В больнице. Все это есть в материалах следствия.
– А насекомых?
– Я собирала самих насекомых и их личинки там, где была падаль: на свалках Патерно и Адрано.
– В грудной клетке жертвы был найден лишайник. Где вы его достали?
– В скальных пещерах возле Ачиреале. У нас он хорошо известен.
Она лгала. Такой лишайник встречался гораздо реже, чем обычный гриб. Оставался африканский скарабей, но о нем я не стал упоминать. Наверняка у нее и на этот случай готов ответ.
– Разные части тела разложились по-разному, а для этого требуются сложные приспособления. Как вы этого добились?
– Дело было в апреле. На стройке холодно. Достаточно было подогревать некоторые части тела, а остальные оставить как есть.
Агостина продолжала улыбаться.
– Почему вы выбрали такой сложный способ убийства?
– Следующий вопрос.
– Не хотите отвечать?
– Таков наш уговор. Следующий вопрос.
Я посмотрел на ее руки: они были такими же белыми, как лицо. Тонкие голубые вены виднелись под прозрачной кожей. Я не мог представить себе, как эти руки погружаются в тело Сальваторе и отрезают ему язык.
– Зачем вам понадобилось его убивать? Был ли у вас мотив?
– С чего вы взяли, что я вам отвечу? – развязно спросила она. – Я не говорила об этом ни полицейским, ни судьям. Даже адвокатам не говорила.
Ветер все завывал. Я подумал о Люке и решил сблефовать:
– У вас нет выбора. Я нашел жерло.
Она засмеялась отрывистым смехом, который быстро перешел в гулкое клокотание:
– Ты все врешь. Будь это правдой, здесь не было бы ни тебя, ни этих твоих вопросов третьеразрядного полицейского.
Несмотря на сарказм и обращение на «ты», я почувствовал, что в чем-то взял верх. Агостина знала, что я продвигаюсь на ощупь, но само слово «жерло» означало, что я шел по иному следу, чем полицейские из Катании. По единственно верному следу, который я сам еще плохо различал. Она прошептала:
– Я так сделала, потому что должна была отомстить.
– Кому? Сальваторе?
Она несколько раз энергично кивнула, как делают дети, когда им предлагают лакомство.
– Что же он вам сделал?
– Он меня убил.
Сальваторе – жестокий муж. Сальваторе, до смерти избивающий Агостину. Агостина, поклявшаяся отомстить за себя, убив своего мужа. Обо всем этом я не нашел в деле ни строчки, ни намека. И потом, когда мстят мужу, выбирают более простой и быстрый способ.
– Расскажите.
Агостина не сводила с меня пылающих глаз. В воздухе кружились песчинки и липли к моему потному лицу. Я повторил:
– Расскажите.
– Он убил меня, когда мне было одиннадцать лет.
– Когда вы упали со скалы?
