– Я никогда не терял ее из виду.
– Что она делает? Я хочу сказать: какая у нее была жизнь?
– Нормальная. Радостная, как у всей швейцарской молодежи. Манон – девушка веселая.
– Она где-нибудь училась?
– Она изучала биологию. В Лозанне. Теперь учится в аспирантуре.
Я почувствовал укол в груди. Белтрейн говорил о Манон Симонис в настоящем времени. Девушка где-то жила, дышала, смеялась. Но у меня появилось какое-то непонятное дурное предчувствие.
– А где она теперь?
Врач молча поднялся и встал у окна. Я повторил прерывающимся голосом:
– Где она? Я могу с ней встретиться?
– В этом-то и проблема. Манон исчезла.
Я вскочил на ноги:
– Когда?
– После смерти своей матери. В июне прошлого года. Манон допрашивали французские жандармы, а потом она испарилась.
Не успев появиться, призрак улетучился. Я в отчаянии плюхнулся в кресло:
– Вы что-нибудь знаете о ней?
– Нет. Убийство ее матери пробудило в ней страхи детства, и она убежала.
– Мне надо ее найти. Обязательно. Есть ли у вас какие-нибудь соображения на этот счет? Может, какой-нибудь след?
– Ничего. Все, что я могу сделать, – это назвать вам ее фамилию, под которой она живет в Швейцарии, и адрес в Лозанне.
– Она сменила фамилию?
– Конечно. После своего воскрешения. Ее мать пожелала, чтобы она все начала с нуля. – Он чиркнул пером по рецептурному бланку. – Уже четырнадцать лет Манон Симонис зовется Манон Виатт. Но эти сведения вам ничем не помогут. Я это хорошо знаю. Она достаточно умна, чтобы не дать застигнуть себя врасплох.
Я положил в карман ее координаты. Образ Манон не сочетался с портретами других «лишенных света».
– У вас есть ее фото? Более или менее новое?
– Нет. И никогда не было. Я вам сказал, что Манон вела нормальную жизнь. Это не совсем верно. В ней жил страх перед убийцей ее детства. Здесь, в Лозанне, ей пришлось пройти несколько курсов психотерапии. Она ранима, очень ранима. Мать и бабушка с дедушкой ее опекали. Даже повзрослев, Манон продолжала от них зависеть. При малейшем передвижении она принимала преувеличенные меры предосторожности. Ее квартира была настоящим сейфом. А от фотоаппаратов она бежала как от чумы. Она не хотела, чтобы ее фотография была где-то напечатана, не хотела оставлять никаких следов. А жаль! – Он сделал паузу. – Мне ее сейчас ужасно не хватает.
Ну вот и приехали.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – произнес я удивленно. – Я вам даже не показал свое служебное удостоверение.
– Доверяю.
– С чего бы это?
– Скажите спасибо вашему другу.
– Какому другу?
– Французскому полицейскому. Он предупредил меня, что вы приедете.
Значит, Люк меня и здесь обскакал. И он был уверен, что я пойду по его следам. Неужели он уже тогда готовился к самоубийству? Я ощупал карманы. У меня была с собой его фотография, правда несколько помявшаяся в кармане.
– Вы имеете в виду этого человека?
– Да, Люка Субейра.
– Вы ему все это рассказали?
– У меня не было необходимости. Он и сам знал немало.
– Он знал, что Манон жива?
– Да. Он шел по ее следам.
Не иначе как его направлял Сарразен. Жандарм выложил ему все, что знал. Почему ему, а не мне? Мог ли Люк дать ему что-то взамен? Или у него был способ нажать на жандарма?
– Что еще он вам говорил?
– Какой-то бред. Он был… в экзальтации.
– В каком смысле?
