Присягнувшие Тьме

– Мы ее защищаем от нее самой.

Каблуком я закрыл дверь и сделал два шага вперед.

– Вы всегда были уверены, что она одержимая.

– Это… как бы сказать… напрашивается само собой.

– Вы ее превратили в лабораторную крысу!

– Случай с Манон – особенный. – Замошский оставался невозмутимым. – Присядь. Мне еще надо тебе кое-что объяснить.

Я не двигался. Нунций заговорил нарочито усталым тоном:

– Мы не вправе ослабить этот… физиологический надзор.

Я саркастически рассмеялся:

– Что же вы ищете? Татуировку «666»?

– Ты притворяешься, будто не понимаешь. За Манон стоит дьявол. Каждый удар ее сердца – проявление дьявольской воли. Каждая секунда ее жизни – дар Сатаны. В Божьем мире Манон должна была умереть! Она – вызов законам Всевышнего.

Я вспомнил слова Бухольца об Агостине: «Физическое доказательство существования дьявола». Замошский продолжал:

– Манон возвращена к жизни дьяволом. Он вошел с нею в контакт во время ее комы. Она была спасена им и получила его приказы.

– Значит, вы думаете, это она убила свою мать?

– Конечно. И без чьей-либо помощи.

– Черт подери, – сказал я почти со смехом. – Вы говорили о вдохновителе, о человеке, остающемся в тени?

– Чтобы тебя не испугать. Но есть только один вдохновитель: сам дьявол.

Совершенно обессиленный, я рухнул на стул напротив письменного стола, зажав пистолет между коленей, и произнес:

– Я знаю досье досконально. Манон не в состоянии совершить такое убийство. Убийца – химик. Энтомолог. Ботаник. Даже обвинения против Агостины, несмотря на ее признание, не выдерживают критики, потому что у нее нет необходимых навыков. Но Манон – это еще более абсурдно!

Поляк снова улыбнулся. Мерзейшая улыбка! Я стиснул рукоятку «глока». Одно лишь прикосновение к нему успокаивало мне нервы.

Нунций поднялся, обошел стол и сочувственно произнес:

– Ты не настолько хорошо знаешь ее досье. Биология, химия, энтомология, ботаника – это как раз те предметы, которые Манон изучала в университете в Лозанне. Можно подумать, что она получала образование специально для этого убийства.

Эти новые факты могли бы меня заинтересовать, но я отупел от усталости. Слова прелата доходили до меня как сквозь вату. Он добавил как бы в утешение:

– У нас нет абсолютной уверенности. Но мы должны за ней наблюдать.

– Значит, вы верите в дьявола? В его реальность?

– Разумеется. Это отрицательная сила, Матье. Обратная сторона вселенной. Ты думаешь, что ты современный католик. Но ты полон предрассудков прошлого века. Века наук! Ты считаешь, что эту проблему можно решить с помощью психиатрии или биохимии. Ты скользишь по поверхности. Вспомни, что говорил Павел VI: «Зло есть не просто недостаток чего-то, оно – деяние живого существа, хитроумного, развратного и развращающего». Да, Матье, дьявол существует. Он даровал жизнь Манон. Жизнь, которую Бог у нее отнял.

– Но зачем все эти исследования? Анализы, пробы?

– Согласно нашей вере, дьявол – зараза, и Манон заражена. Болезнь захватила ее всю, целиком.

– Что же вы ищете? – продолжал я усмехаться. – Вакцину?

Он положил руку мне на плечо:

– Не шутите. Манон, Агостина, Раймо – это точки соприкосновения двух миров: физического и духовного. На помощь их телам пришел дух. И теперь в них бродят частицы этого духа. Темного духа Чудовища. В Манон заключено семя Зла!

Я поднялся, с меня было достаточно. Я направился к двери:

– Вы ошиблись веком, Замошский! В эпоху инквизиции вы бы имели огромный успех.

С удивительной скоростью нунций обошел меня и встал передо мной:

– Что ты собираешься делать?

– Мы уезжаем. Мы с Манон. Возвращаемся во Францию. И даже не пытайтесь нас задержать.

– Манон знает кое-что, – произнес поляк, бледнея. – Она должна нам это сказать!

– Она ничего не знает. Ничего не помнит.

– Она носит в себе информацию.