Она спрятала руки под пелерину. Ее коричневое морщинистое лицо напоминало кусок черного кварца.
– Дьявола.
«Вот оно!» – подумал я. Мысль была нелепой, но я ощутил некоторое облегчение: враг был назван, хотя без предрассудков не обошлось.
Я постарался говорить подобающим случаю языком:
– Почему дьявол выбрал именно ваш парк?
– Чтобы осквернить наш монастырь. Изгадить его. Как теперь здесь молиться? Сатана оставил после себя запах тлена.
Я приблизился к краю пропасти, и ветер прижал плащ к моему телу. Жесткая трава скрипела под ногами.
– Помимо выбора места преступления, что заставляет вас считать его сатанинским?
– Положение тела.
– Но я видел снимки. Ничего дьявольского в них нет.
– Дело в том, что…
– Что?
Она искоса взглянула на меня:
– Вы действительно специалист?
– Я же вам сказал: ритуальные преступления, сатанинские убийства. Моя группа сотрудничает с парижским архиепископством.
Казалось, это ее убедило.
– Прежде чем позвать жандармов, – еле слышно проговорила она, – я изменила положение тела.
– Как это?!
– У меня не было выбора. Вам неизвестно о славе монастыря Богоматери Благих дел, о его мучениках, о чудесах, об упорстве, проявленном, чтобы отстоять само это место, которому постоянно угрожало разрушение. Мы…
– Как тело лежало первоначально?
Она колебалась. Хлопья снега кружились вокруг ее темного лица:
– Она лежала на спине, – прошептала она, – с раздвинутыми ногами.
Я взглянул вниз: ограда монастыря и река раскинулись перед нами. Значит, труп лежал прямо над монастырем, выставив напоказ кишащее червями влагалище. Теперь я понял, в чем заключалась провокация Сатаны – восставшего Властелина тьмы, падшего ангела, который вечно стремится раздавить Церковь своей мощью или осквернить ее…
– Марилина, вы чего-то недоговариваете, – сказал я, выпрямляясь. – Дьявол никогда ничего не делает наполовину. Было еще что-то. Знаки в траве? Пентаграммы? Послание?
Она подошла ближе. Вершины елей гудели позади нас, словно трубы гигантского лесного органа.
– Вы правы, – призналась она. – Я кое-что спрятала. Вообще-то это не так уж важно. Я хочу сказать – для следствия… Но зато очень важно для нашей обители. Когда я нашла останки, то сразу поняла – это дело рук Сатаны. Я вернулась в монастырь за перчатками. Знаете, резиновые перчатки, в которых моют посуду. Потом передвинула тело так, чтобы скрыть… ну, интимные места.
Я представил себе эту сцену, состояние трупа. Поистине эта женщина была не из пугливых.
– Поворачивая ей ноги, я его и увидела.
– Что значит «его»?
Она снова покосилась на меня. Словно две свинцовые пули вылетели из пневматического пистолета. Перекрестилась и выпалила:
– Распятие! О Господи, оно было воткнуто во влагалище.
Я вновь испытал почти облегчение. Мы оказались на привычной территории: классический случай профанации. Ничего общего с неодолимым, безумным бредом убийства. Чтобы все было ясно до конца, я добавил:
– Полагаю, голова на распятии была внизу.
– Откуда вы знаете?
– Я же эксперт, не забывайте.
Она снова перекрестилась. Я уже повернул было обратно, но тут все поплыло перед глазами. Кто-то смотрел на меня из полумрака. Взгляд был преисполнен ярости и ощущался как чье-то омерзительное прикосновение. Я вдруг почувствовал собственную уязвимость. Этот невидимый пылающий взгляд, казалось, осквернял и раздевал меня, пронзая словно каленым железом. Чья-то рука поддержала меня:
– Осторожно, вы чуть не упали.
Я с удивлением уставился на Марилину, затем вгляделся в ели. Там, разумеется, никого не было. Изменившимся голосом я произнес:
– А вы сохранили это… распятие?
