– И не раз. Но в своей работе я должен опираться на факты. Арестовать того, кто держал в руках оружие. Вернемся к убийце Манон. Если бы вам пришлось выбирать одного из них, на ком бы вы остановились?
Шопар снова наполнил стаканы. Его тарелка уже опустела.
– На Тома Лонгини, подростке.
– Почему?
– Только за ним бы девочка и пошла. Взрослых Манон боялась. Я так и вижу, как они в тот вечер потихоньку сбежали вдвоем, держась за руки. Прошли через пожарный выход или через подвал.
– Значит, вы склоняетесь к версии Судебной полиции?
– Игра, которая привела к несчастному случаю? Не уверен… Но Тома несет свою долю ответственности, это ясно как день.
– Если это классическое преступление, какой мотив мог быть у подростка?
– Как знать, что творится в голове у мальчишки?
– Вы его допрашивали?
– Нет. Когда его выпустили, он с родителями уехал из Сартуи. Парень был не в себе.
– Полицейские здорово его прижали?
– Комиссар Сеттон миндальничать не будет.
– А где Тома сейчас, вы не знаете?
– Нет. Я даже думаю, что семья сменила фамилию.
Я отпил еще глоток. Меня подташнивало все сильнее.
– А двое других, Мораз и Казвьель? Где их можно найти?
– Мораз никуда не уезжал. Так и остался в Ле-Локле. Казвьель тоже здесь. Он работает в детском лагере отдыха возле Морто.
Я достал блокнот и записал их координаты.
– Ну а остальные? Те, кто вел расследование? С ними можно встретиться?
– Нет. Сеттон стал где-то префектом. Де Витт умер.
Чтобы перебить вкус вина, я вытащил свой «кэмел».
– А Ламбертон?
– Умирает от рака горла. В больнице Жан-Менжоз в Безансоне.
Шопар щелкнул зажигалкой, давая мне прикурить, и в очередной раз наполнил мой стакан. У меня все плыло перед глазами.
– А родители ее мужа?
– Живут во французской Швейцарии, но звонить им бесполезно. Я уже пытался. Они об этой истории слышать больше не хотят.
– Последний вопрос: на месте преступления не было сатанинских знаков?
– Перевернутых крестов и тому подобного?
– Ну да, чего-нибудь в этом роде.
Я допил свой стакан, но когда запрокинул голову, меня качнуло назад. Хорошо еще, что успел ухватиться за стол, как за борт корабля. Меня чуть не вырвало прямо на ботинки.
– О таком никто не упоминал. – Шопар с заинтригованным видом наклонился ко мне: – Ты вышел на след?
– Нет. А что вы думаете об убийстве Сильви?
Он опять наполнил стаканы.
– Я тебе уже говорил: убийца тот же.
– Но какой у него мотив?
– Месть, отложенная на четырнадцать лет.
– За что же он мстит?
– Вот в этом и есть ключ к разгадке. Это и нужно узнать.
– Но зачем ждать столько лет, прежде чем снова нанести удар?
– Вот и ищи ответ. Ты же за этим сюда приехал, разве не так?
Я сделал неопределенный жест и чуть было опять не потерял равновесие. Все вокруг стало вязким, неустойчивым, колеблющимся. Я проглотил кусок рыбы, чтобы как-то задержать наступающее опьянение.
– Выходит, Лонгини тоже может быть убийцей Сильви?
– Сам подумай. Почему эти два убийства такие разные? Да потому, что убийца изменился. Его преступные наклонности определились. В восемьдесят восьмом году Тома Лонгини было тринадцать лет,
