Чип пошел рядом со Снежинкой обычным шагом. Член, поравнявшись с ними – он нес телекомп, – улыбнулся и кивнул.
Они улыбнулись и кивнули в ответ и разминулись с ним.
Спустились на несколько ступенек и вышли с площади.
– К тому же, – сказала Снежинка, – там никого не бывает с восьми до восьми, и там бессчетное количество трубок, смешных костюмов и необычных кроватей.
– Вы там берете вещи?
– Кровати не берем. Но мы их используем каждый раз.
Торжественная встреча в кабинете для конференций была только из-за тебя.
– Чем еще вы занимаетесь?
– Ну, сидим и жалуемся друг другу немножко. В основном это Лайлак и Леопард. Мне хватает секса и курения. Кинг смешно изображает телепрограммы, вот увидишь, как ты будешь смеяться.
– Что касается кроватей, – спросил Чип, – это происходит по групповому принципу?
– Только в парах, дорогой, мы не настолько до-Объединенческие члены.
– А ты с кем делила кровать?
– Со Спэрроу, конечно. «Необходимость – мать изобретательности», и так далее. Бедная девочка, теперь мне ее жалко.
– Конечно.
– Конечно! Но ничего, в Памятниках Девятнадцатого Века есть искусственный пенис. Она выживет.
– Кинг говорит, что нам надо найти для нее мужчину.
– Надо. Будет гораздо лучше, если у нас будет четыре пары.
Так и Кинг говорит.
Когда они пересекли первый этаж музея, освещая себе путь фонариком, который оказался у Снежинки, какой-то другой свет осветил их сбоку, и чей-то голос совсем близко произнес:
«Привет!» Они вздрогнули. «Извините, – сказал тот же голос, – это я, Леопард».
Снежинка перевела свой фонарь на автомобиль двадцатого века, и фонарик внутри него погас. Они приблизились к сверкающей металлической машине. Леопард, который сидел за рулевым колесом, оказался старым круглолицым членом в шляпе с оранжевым пером. На его щеках и на носу было несколько темных пятен. Он протянул руку, тоже с пятнами, через дверцу с открытым стеклом.
– Поздравляю, Чип, – сказал он. – Я рад, что ты через все прошел.
– Собираешься прокатиться? – спросила Снежинка.
– Уже катался, – ответил Леопард. – В Япо и обратно. Теперь у «Вольво» кончилось горючее. И еще машина вся насквозь промокла, об этом тоже не забудь.
Они улыбнулись ему и друг другу.
– Фантастика, правда? – сказал Леопард, поворачивая руль и работая рычагом, который отходил от оси рулевого колеса.
Водитель полностью управлял машиной, с начала и до конца потом обеими руками и ногами.
– Она, наверное, была очень неуклюжей, – сказал Чип, а Снежинка добавила:
– Не говоря уж о том, что она была очень опасной.
– Но и веселой, – добавил Леопард, – это же просто приключение: выбирать место назначения, потом – дороги, как туда проехать, соизмерять свое движение с движением других машин…
– А если ошибся, то умереть, – сказала Снежинка.
– Я не думаю, что это случалось так уж часто, как нам говорят, – сказал Леопард. – Если бы это случалось часто, то передние части машин делали бы гораздо мощнее.
– Но это утяжелило бы машины, и она стали бы двигаться еще медленнее, – сказал Чип.
– Где Хаш? – спросила Снежинка.
– Наверху, со Спэрроу, – ответил Леопард. Он открыл дверцу своей машины и вышел, в руке он держал фонарик. – Они там прибирают. В комнату еще что-то принесли, – он поднял наполовину стекло и плотно закрыл дверцу. Широкий кожаный пояс, украшенный металлическими заклепками, был застегнут на его талии поверх комбинезона.
– Кинг и Лайлак? – спросила Снежинка.
– Где-то там.
«Используют кровать», – подумал Чип, когда они, все трое, шли дальше по музею.
Он много думал о Кинге и Лайлак с тех пор, как увидел Кинга, и какой он старый – пятьдесят два или три, а может быть даже больше. Он думал о разнице в возрасте между ними двумя – тридцать лет, по меньшей мере, – и о том, как Кинг велел ему держаться от Лайлак подальше, и о больших, не правильного разреза глазах Лайлак, и как ее маленькие теплые руки оперлись о его колени, когда она склонилась перед ним, призывая его к более нормальной жизни, к пробуждению.
Они поднялись по ступенькам неподвижного главного эскалатора и пересекли второй этаж музея. Свет от двух фонариков Леопарда и Снежинки плясал на ружьях и кинжалах, круглых лампочках накаливания, истекающих кровью боксерах, королях и королевах в драгоценностях и отороченных мехом одеждах, на трех нищих, грязных и увечных, выставляющих свои увечья напоказ и протягивающих кружки. Перегородка за нищими была раздвинута, обнаруживая узкий проход, уходящий дальше вглубь здания, освещенный на глубину нескольких метров светом из находящейся слева двери. Тихий женский голос что-то говорил. Леопард прошел вперед, в зал, а Снежинка, стоя около нищих, стала отрывать куски пластыря с катушки, которую она достала из мешка первой помощи.
«Здесь Снежинка с Чипом», – произнес Леопард внутри комнаты. Чип налепил на табличку браслета кусок пластыря и несколько раз потер пластырь, плотно приклеивая его.
Они вошли в пахнущую табаком духоту, где на двух до-Объединенческих стульях сидели две женщины: старая и молодая, в руках они держали ножи, а на столе перед ними лежала куча коричневых листьев. Это были Хаш и Спэрроу, они пожали руку Чипу, поздравляя его. Хаш, с морщинками возле глаз, улыбалась; Спэрроу, большеногая и большерукая, казалась смущенной, ее ладонь была горячей и влажной. Леопард стоял рядом с Хаш, держа нагревательную спираль у отверстия изогнутой черной трубки, выдувая дым по обе стороны мундштука.
Комната, действительно, большая, была фондовым помещением музея, ее дальняя часть забита вплоть до потолка до-Объединенческими реликвиями, поздними и ранними: машины, мебель, картины, узлы с одеждой, мечи и какие-то орудия с деревянными рукоятками, статуя члена с крыльями («ангел»), пять или шесть ящиков, закрытых, открытых, маркированных ИНД 26110, заклеенных по углам квадратными желтыми наклейками.
Оглядевшись, Чип сказал:
– Здесь хватит вещей еще на один музей.
– И это все оригиналы, – ответил Леопард, – а на витринах не все оригиналы, ты знаешь.
– Я не знал.
В передней части комнаты было много разного рода стульев и скамеек. К стенам были прислонены картины, также лежали картонные коробки с небольшими реликвиями и кучи рассыпающихся книг. Внимание Чипа привлекла картина, изображающая огромный валун. Он отодвинул стул, чтобы рассмотреть ее.
Валун, почти целая гора, летел в синем небе над землей, раздражая своей пестрой раскраской.
– Какая странная картина, – сказал Чип.
– Их тут много, странных, – отозвался Леопард.
– Те, на которых Христос, – сказала Хаш, – у него там свет вокруг головы, и он совсем не похож на человека.
– Я видел такие, – сказал Чип, глядя на валун, – но такого я не видел, ничего подобного. Это очаровывает: реально и нереально одновременно.
– С собой ее брать нельзя, – сказала Снежинка, – мы не можем брать ничего, чего могут хватиться.
– Все равно, мне некуда ее девать, – сказал Чип.
– Как тебе нравятся ослабленные лечения? – спросила Спэрроу.
Чип повернулся к ней. Спэрроу отвела взгляд, переведя его на свои руки, держащие листья и нож. Хаш была занята тем же, чем и Спэрроу: рубила ножом свернутые листья в тонкие полоски, которые, уже нарубленные, кучей лежали перед ней.
