Прочие истории тоже звучали неутешительно. Благородные точно соревновались между собой в изощренности фантазии. Не снимать кольчугу и одежду, пока крестоносцы не отберут у Саладина Иерусалим. Никогда не лазить на деревья. Использовать только пурпурные платочки. Не пить в день больше одной бочки вина (меньше — можно). Убивать всех встретившихся на дороге зайцев, но только в скоромные дни. Ни в коем случае не есть змей и лягушек. Не входить на палубу корабля под красным парусом… И так до бесконечности.
Все пределы здравомыслия перешел некий бургундский граф, пообещавший отныне и впредь охотиться исключительно на львов, подобно рыцарям-тамплиерам. Половина состояния мессира графа ушла на закупку в Тунисе и Египте полутора десятков отловленных животных, которых периодически выпускали в лес и устраивали шумную облаву. Можно себе представить растерянность обитателей маленького монастыря, расположенного в подернутом осенней желтизной буковом лесу мирной Бургундии, когда во двор обители однажды влетел спасающийся от погони гривастый лев, а за ним с гиканьем и воплями ворвались охотники…
Дворянство жило весело, рассеивая скуку самыми невероятными причудами, но, к счастью, далеко не все давали обеты, были странствующими рыцарями или меланхоличными поклонниками Прекрасных Дам (женщины, между прочим, чудили не меньше, но изощреннее, требуя от верных рыцарей самого невероятного. Найти голубую розу, в природе не существующую — это еще полбеды, хуже, когда дама требует от пропахшего дымом бивуаков, потом и пролитой кровью шевалье в течение полугода вязать шерстяные носки…).
Крестоносное воинство Ричарда и Филиппа в абсолютном большинстве состояло из людей обстоятельных. Посему никто не ударялся в чудесные приключения, а к проводимым перед походом в Палестину турнирам дворяне относились, как к необходимой тренировке перед боями в Святой земле. Странствующие рыцари, не признававшие над собой никакого руководства, кроме чести и долга, отправились на Восток своим ходом и уже вовсю геройствовали под Аккой.
Гостей на мессинском турнире собралось немного, в основном явились охочие до драки рыцари, для которых подготовили два ристалища. Сицилийские плотники соорудили весьма хлипкие помосты (иногда случалось так, что непрочные трибуны, возведенные на скорую руку, обрушивались в самый неподходящий момент, как, например, шесть лет назад в Руане, где король Старый Гарри давал очередной турнир. Победитель собирался короновать прекраснейшую из дам, но в этот момент трибуны вдруг аккуратно сложились. Вместо торжественной церемонии пришлось вытаскивать перепуганных дворянок с детьми и слугами из-под дощатого завала).
— Интересно, где Серж? — вслух подумал Гунтер и получил в ответ искренне-недоуменный взгляд сэра Мишеля:
— При Беренгарии, конечно. Думаешь, Элеонора так просто его отпустит?
— Как бы не натворил чего… Нам ведь потом расхлебывать. Сам знаешь, какой он. Простой, как медный полупенсовик.
— Обойдется, — легкомысленно отмахнулся рыцарь. — Ты глянь! Король!
— Который? — прищурился Гунтер, поглядывая на широченную площадку перед трибунами. Вопрос был вполне справедлив, ибо турнир облагородили своим присутствием все три ихних величества — сицилиец, Ричард и толстяк Филипп-Август. Капетинг не сражался, ибо заботился о своей безопасности — если король Франции пострадает, кто же поведет армию в Палестину? Посему Филипп взгромоздился на трибуну в самом центре и просто наблюдал, азартно подбадривая французов и любезничая с дамами.
Ричард, король-рыцарь, не имел права не принять самого живейшего участия, попеременно исполняя роль то судьи, то поединщика. Пусть король не разбирался в политике и не умел править страной, зато воинскими доблестями овладел в совершенстве. Alter ego английского венценосца, Бертран де Борн, принял участие в боях всего один раз, довольно умело поразил рыцаря из свиты Танкреда и на том утихомирился — не любил менестрель заниматься не своим делом.
Зато Ричард буквально красовался. По очереди он выбил из седел герцога Бургундского, принца Шотландии Эдварда, графа Фландрского и еще четырех не столь значительных и знаменитых рыцарей. Дамы восторженно ахали, а у Гунтера почему-то зародилось подозрение, что королю поддаются — Мишель моментально опроверг эту еретическую мысль. Во-первых, дворяне всегда сражаются честно, любое притворство нанесет сокрушительный удар по репутации и достоинству. Во-вторых, тот же самый герцог Бургундии терпеть не может Ричарда и был бы счастлив повалить на землю заносчивого короля. В-третьих, слава человека, победившего самого Львиное Сердце, окажется стократно дороже. Уже восемь лет Ричард не знал поражений на ристалище.
Предстоял весьма интересный бой. Сходились царственные особы — англичанин бросил вызов Танкреду, тоже имевшему славу непобедимого. Только Ричард этой славой вовсю пользовался, его подвигам посвящались баллады, а Танкред был человеком достаточно скромным — с пятнадцати лет он воевал с маврами и берберами, проводя долгие месяцы в корабельных походах к берегам Африки. Немудрено научиться почти в совершенстве владеть клинком.
Лошади разошлись на положенное расстояние — по оценке Гунтера, около ста метров. Он попытался посчитать, какова же будет сила столкновения при ударе, особенно если учитывать встречное ускорение, но отказался от этой мысли. Крепкий все-таки здесь народ, если без особого вреда для здоровья может переносить настолько мощные удары копьем.
Бухнул барабан, дававший сигнал к началу. Громадный фландрийский конь Ричарда рванулся вперед, чуть медленнее пошла более низкорослая, но столь же массивная кобыла сицилийского короля… Трибуны замерли в предвкушении, а благородные девицы уже начали целиться в Ричарда букетиками цветов, чтобы вовремя осыпать ими победителя. Ничего не вышло — Танкред уклонился от удара, копья прошли мимо цели и всадники разминулись, снова занимая места у барьера.
На второй раз получилось более зрелищно. Ричард точно поразил копьем щит сицилийца, но тот, покачнувшись в седле, удержался, отбросил разломанный почти надвое щит и подхватил у подбежавшего оруженосца новый. У английского монарха треснуло копье, посему его тоже пришлось заменить.
Третья атака. Лошади разгоняются, грохот разлетающихся в щепки копья и щита. Благородная публика вскакивает. Сидевшая рядом с Гунтером дочка провинциального графа наладилась было упасть в обморок, но передумала — досмотреть до конца куда интереснее.
Один из поединщиков рухнул наземь. За клубами пыли, поднятыми копытами лошадей, в первое мгновение рассмотреть оказавшегося проигравшим рыцаря невозможно. Наконец, ветерок сносит едкую завесу в сторону…
— Ой, — громко сказал сэр Мишель.
Трибуны взревели, но не радостно, а озадаченно.
В пыли сидел Ричард Львиное Сердце и потирал ушибленную поясницу. Рядом гарцевал король Танкред.
— Он либо должен признать поражение, — быстро пояснил сэр Мишель Гунтеру, — либо продолжить поединок пешим. Невероятно! Первый раз с 1181 года Ричард не удержался в седле!
— Нельзя побеждать постоянно, — германец дернул плечами, следя, как Танкред сходит с седла, а к обоим королям бегут оруженосцы с принадлежащими монархам мечами. Следовательно, Ричард отказался капитулировать. Остается надеяться, что сицилиец устоит. Может быть, у Танкреда получится щелкнуть по носу английского короля, сбивая излишнюю спесь.
Опять новые щиты, теперь менее широкие, чем те, что предназначались для конного боя. Танкред, оказывается, левша — щит справа, меч в левой руке. Это дает ему определенные преимущества, так как удары будут сыпаться на Ричарда с непривычных направлений. Началось.
Бум! Бум-бум! Бах! Выглядит энергично. Конечно, это не эффектное фехтование, ибо норманнские мечи тяжелы и предназначены в основном для рубящих ударов, хотя колоть ими тоже можно. Клинок идет искоса сверху вниз, целя в открытое левое плечо Танкреда, сицилиец отбивает, толкает щитом Ричарда, пытается нанести удар по защищенным длинной кольчугой ногам. Попадет в колено — покалечит. Мрачная, деловитая возня двух здоровых мужиков отнюдь не пахнет средневековой романтикой. Пыль, тяжелое дыхание, летописный «звон мечей» глуховат, движения кажутся замедленными — попробуй, поработай громоздкой железякой. Но, что характерно, ни Ричард, ни Танкред не устают на протяжении всего поединка. Англичанин крайне силен и вынослив, а сицилиец жилист, да вдобавок и помоложе.
