— Как хочешь.
Эстер прошла в комнату, широко улыбаясь моразийцам, но, поравнявшись с Ардуцием, остановилась и, понизив голос, сказала:
— Может быть, ты их задерживать и не станешь, но вот насчет Адвоката я не уверена.
— А зачем ей их удерживать? Есть война, нет войны, эти люди никогда не станут Восходящими.
— Ты знаешь Эрин. Она всегда думает о будущем. Ее интересуют их внуки.
Эстер прокашлялась, пригладила седеющие волосы и поправила шарф, который не давал им падать на лицо. Она улыбнулась Ардуцию, но улыбка вышла неутешительная.
— Так или иначе, у тебя есть более неотложная проблема.
— Вот как? — Лицо Ардуция еще больше погрустнело.
— Оссакер проповедует пацифизм.
— Кому?
— А ты как думаешь?
Ардуций вздохнул.
— Ну а от меня-то чего ждут? По большому счету он прав. Мы здесь не армию обучаем.
Глаза Эстер сердито блеснули, и она схватила его за руку. Ардуций сознавал, что все взгляды устремлены на них. Хорошо еще, что у Нориты хватило ума не переводить.
— Прав он или нет, не имеет значения. Решения принимает Адвокат. И тех пятерых, — она ткнула пальцем назад, — обучают для боя, нравится ли это тебе, мне, Оссакеру или нет.
— Да, но…
— Никаких «но», Арду. Никто из них не проявил великие способности Объявляющего Боль. Никто не станет целителем масштаба Оссакера, и ему не стоит забивать им головы ерундой. Это приведет лишь к тому, что, если начнется война, они вступят в бой без достаточной подготовки, чего нельзя допустить ради нас всех. Может быть, я и мать Восхождения, но в глазах Эрин их лидер — ты. Она начинает терять терпение, и при том постоянном давлении, которое оказывала и оказывает на нее канцлер, мы не можем позволить себе нажить врага в ее лице. Уж это-то ты должен понимать.
— Конечно, я понимаю.
— Тогда докажи, что ты дипломат, которым мы все тебя считали еще тогда, в Вестфаллене. Урезонь Оссакера, тогда, глядишь, и Эрин не станет бродить по нашим коридорам, пугая учеников.
Ардуций отвел взгляд.
— Я сделаю, что смогу.
— Хорошо, в таком случае проблем у нас нет. — Эстер чмокнула его в щеку. — Это был комплимент, Арду.
— О, вот оно как. Благодарю.
Он разгладил тогу и вышел, чтобы поговорить со своим братом. Оссакер находился неподалеку, всего через три двери отсюда, в своей любимой классной комнате. Под нее приспособили бывшие официальные покои гласа Земли, и там сохранилось несколько впечатляющих барельефов, изображавших остров Кестер и Драконьи Зубы, горные пики Истхэйла.
Ученики только что вышли, и Оссакер остался один в комнате. Ардуций улавливал в воздухе энергетику закончившегося урока и слышал возбужденный гомон, эхом раздающийся где-то неподалеку. Замечательные ребята, все как один. Еще совсем зеленые в свои семнадцать лет, но с огромным потенциалом. Ардуций ежедневно молился о том, чтобы война никогда не разразилась, но уверенности, что Всеведущий внимает его мольбам, не было.
— Привет, Арду, — сказал Оссакер, не поднимая головы. Он водил руками поверх резных панно на демонстрационных столах.
— Хороший урок, Осси?
— Кажется, он им понравился. Особенно Сигалию. Я думаю, у него большое будущее.
— Если он доживет до восемнадцати лет.
Оссакер оставил его слова без внимания.
— Изумительная резьба, — промолвил он. — Текстура и контуры содержат столько цвета. Кажется, что ты не слепой. Пусть на мгновение.
— Тогда нам нужно найти скульптора. И пусть он сделает нам скидку, — улыбнулся Ардуций.
— Не думаю. Когда прикасаешься к подобным творениям, потом мучительно разрывать контакт. — Оссакер отвел руки от рельефного камня. — И единственное, что остается со мной после, — воспоминания и неустойчивый, смутный мир на энергетических картах.
— Чего это тебя вдруг потянуло на самокопание?
— Ну, это можно понимать по-разному. То ли я пытаюсь вызвать сочувствие к своему печальному положению, то ли ищу возможность избежать разговора, ради которого ты ко мне пришел.
— Понятно, — сказал Ардуций, чувствуя неловкость. Это было еще одно умение, имевшееся в арсенале у Оссакера.
— Я не хотел расстраивать Эстер. Никогда не хотел.
— Значит, это был ты?
— И не надо быть провидцем, чтобы понять, куда она пойдет потом.
— Ну это очевидно. Но она была вся красная. Ты и вправду ее расстроил. Зачем?
Оссакер пересек классную комнату и сел на один из дюжины стоявших на мраморном полу стульев с высокими спинками.
— Потому что никто, по-видимому, не понимает, что нас просто дрессируют как животных. Обучают с одной целью — бросить в мясорубку войны. Без тени мысли о будущем. Поэтому я говорил ученикам, что они должны в первую очередь оттачивать и совершенствовать целительские и тому подобные навыки. Если разразится война, каждый должен будет вносить свой вклад в общее дело, но на войне нужны не только солдаты. Мы можем спасать людей, облегчать их страдания, способствовать приплоду и урожаю, чтобы не возникло голода. Но я не желаю, чтобы наши руки, как это уже было когда-то, обагрились кровью. На этот счет мое мнение неизменно.
Ардуций задумчиво покусал нижнюю губу и присел рядом с Оссакером.
— Не знаю, что и сказать, Осси.
— Ты мог бы согласиться со мной. — Оссакер улыбнулся и подмигнул.
— Ты знаешь, это не так просто. — Ардуций поерзал, чувствуя себя неловко. — Мы не можем позволить себе нажить врага в лице Адвоката. Особенно сейчас… да и вообще, когда бы то ни было.
— Значит, ты готов обучать наших Восходящих убивать, лишь бы она продолжала улыбаться?
— Боже Всеобъемлющий, сколько раз мы это пережевывали?
— Очевидно, недостаточно. — От улыбки Оссакера осталось лишь воспоминание. Он держался натянуто, и Ардуций видел, как напряженное состояние отражалось на его жизненной карте мерцанием и хаотическими переливами цветов. — Потому что никто из вас не понимает, что именно здесь происходит.
— А мне кажется, что все мы как раз понимаем, что происходит, — возразил Ардуций. — Просто один из нас отказывается с этим согласиться.
