проклят, если хоть что-нибудь понимаю. Очевидно, я слишком долго был дипломатом. — Роберто рассмеялся и глянул на Адраниса, снова ощутив прилив гордости. Прекрасный молодой человек, полный энергии и страсти, настоящий воин Конкорда. Уж в этом-то Роберто знал толк. — Вот что, мастер Дел Аглиос, я погряз в переговорах, а ты солдат сегодняшних легионов. Что ты думаешь на сей счет?
— Да то же, о чем вовсю толкуют в казармах, — ответил Адранис, глядя вперед. — Ясно, что их нынешней численности недостаточно, чтобы нанести нам удар. И они дали нам время укрепить позиции и расположить метательные орудия именно там, где нам нужно. Создается впечатление, будто они хотят, чтобы мы как можно лучше подготовились, что просто не может быть правдой.
— Значит, по-твоему, они не планируют нападение?
— Вероятнее всего, нет.
— Так что же они задумали?
— Видимо, отвлечь нас. Сейчас мы ждем известий с юга о приближении к границам других сил цардитов. Пока тревожных сообщений нет, но беспокоить нас должна в первую очередь Атреска. Наши силы там растянуты, оторваны от возможных подкреплений, а в самой стране царит смута.
— Опять Атреска. — Роберто почесал голову. — Знаешь, пожалуй, на эту уловку с отвлекающим маневром я не куплюсь.
— А что, есть предположение получше?
— Нет. Но мы находимся далеко на севере, и им просто нет смысла отвлекать нас на этом направлении. Ну, представь себе даже, что твои курьеры сообщили о нападении цардитов на Атреску. Пусть они угрожают самому Харогу. Ну и что? Разве это объясняет, зачем они сняли с основного фронта несколько тысяч человек и отправили сюда? Неужели только для того, чтобы Медвежьи Когти не сидели без дела?
— Может быть, они не сумели точно разведать обстановку и полагают, что сковывают здесь значительные силы?
— Граница здесь не так хорошо закрыта. Конечно, армия ее незаметно не перейдет, но несколько разведчиков? — Роберто покачал головой. — Я уж не говорю о том, что у цардитов полно сочувствующих и в Атреске, и здесь. Нет… Мы точно знаем, что сюда им на подмогу не движутся войска?
— Во всяком случае, на расстоянии двадцати дней пути ничего подобного не обнаружено. Ни твоими приятелями сирранцами, ни нашими разведчиками.
— Выходит, они притащились сюда бог знает откуда, чтобы нас подразнить?
— Ты ведь не веришь этому, да, Роберто?
— Конечно нет. Поэтому я возвращаюсь к своему первому заявлению. Мы не замечаем чего-то очевидного. Вот, посмотри на них. Никакой артиллерии и никакой кавалерии. Всего несколько быков, которые тащат повозки с припасами и фуражом. Ну не воюют так, хоть ты тресни! Если только они не планируют выставить команду лучников на наших играх в наступающем соластро, я никак не соображу, чего они хотят этим добиться. Адранис, подумай. Никому, кроме нас, они здесь угрожать не могут. Но угрожать нам такими силами бессмысленно: мы уже защищали этот мост. Лучшей позиции и быть не может.
Роберто снова глянул на Адраниса. Тот хмурился и, просунув пальцы под шлем с зеленым плюмажем, чесал голову.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Если они не нападут в ближайшие дни, я ничем не смогу оправдать свое пребывание здесь. Но уезжать, свалив разгадку этой головоломки на тебя или кого-то другого, мне очень не хочется. Здесь пахнет жареным. Когда сирранцы предупредили меня о движении цардитов в данном направлении, меня это обеспокоило. И продолжает беспокоить сейчас, причем малая численность их армии и показное отсутствие воинственных намерений ничего не меняют.
— Я понимаю тебя.
— Просто будь осторожен, вот и все. Ты драгоценный камень в короне Конкорда. Матушка ни за что не простит мне, если ты погибнешь здесь из-за чьей-нибудь беспечности, не важно твоей или моей.
— Роберто, уж не вообразил ли ты, будто я забьюсь под одеяло и спрячусь от опасности? Я кавалерист и буду сражаться. Это мой долг, так же как и твой. — Адранис напрягся и гордо вскинул голову.
— Да я тебя ни о чем таком не прошу. — Роберто обнял брата, привлек к себе и понизил голос. — Ты просто помни, кто ты такой. Потому что цардиты уж точно не дураки, и они об этом не забудут. Они наверняка выведают, что ты здесь, и ты будешь для них мишенью, поважнее любого генерала. Мне тоже приходилось помнить об этом, да и впредь, наверное, придется. Род Дел Аглиосов не должен пресечься хотя бы ради того, чтобы Конкорд оставался ведущей силой нашего мира. На нас всех лежит ответственность. На мне, на тебе и на Тулин.
— Тулин? — Адранис отстранился.
— Да, конечно. Если мы оба погибнем в бою, она станет наследницей. Ей необходимо осознать этот простой факт, и я всерьез намерен вправить ей мозги.
— Желаю удачи, — сказал Адранис. — Она служит Конкорду на свой манер. По доходящим до меня слухам, в чем она действительно преуспела, так это в мотовстве. Транжирит состояние Дел Аглиосов на тряпки, безделушки и толпу надушенных недоумков, которых ей угодно именовать друзьями и советчиками.
Роберто рассмеялся.
— Ну разве младшие сестренки существуют не ради того, чтобы их баловали, а они этим пользовались?
— Ну тут она весьма преуспела.
— Не надо недооценивать ее, Адранис. Она сообразительна и, когда ей это требуется, способна проявить подлинное политическое здравомыслие. Тулин многое унаследовала от матушки, и нашим сенаторам стоило бы это понять. Я с нетерпением ожидаю встречи во дворце Соластро, хотя и не любитель таких мероприятий. Гарантирую, это будет самое организованное и подготовленное заседание в истории Конкорда.
— Ты о ней слишком высокого мнения, Роберто. Если она — секретарь консула, то да здравствует хаос!
— Адранис, ты судишь по воспоминаниям. — Роберто погрозил брату пальцем. — Может быть, Тулин экстравагантна и позволяет себе некоторые излишества, на что матушка ей непременно укажет, но по части дел государственных у нее просто удивительные успехи.
— Тебе лучше знать.
— Я знаю.
Повисло молчание, и Роберто вновь услышал, как голоса цардитов слились в песне, звучавшей громче, чем прежде. По его спине пробежал холодок. Эту песню он знал. Она была не походной и не из тех, что распевают у лагерных костров. То была песнь победы.
Стоило Марку Гестерису войти на территорию мастерских и лабораторий Д'Алинниуса, главного ученого Конкорда, как он почувствовал особую, физически ощутимую атмосферу интеллектуального творчества. Вообще-то Гестерис бывал здесь редко, полагая, что наука не для солдата, но всегда признавал: исследования ученых и их открытия имели выдающееся значение для военного дела.
Звуки, которые он сразу услышал, войдя в небольшое здание, прилепившееся к
