— Родион Георгиевич, пора и пожалеть человека! — сказал он шепотом на ухо сыщику. — Надо отправить боксера домой. А то Джуранский уже закипел от нетерпения.
— Вы что ему дали? — еле слышно спросил Ванзаров.
— Легкий экспромт! — тихо ответил эксперт. — Порошок опия в смеси с аскорбиновой кислотой и десятью каплями брома, видимо, ненадолго останавливают действие сомы.
Ванзаров не стал спорить о соме.
Они подняли Брауна и, поддерживая его, повели в зал. Подбежавший Джуранский принял у Ванзарова его часть ноши.
Родион Георгиевич шел позади всех и думал: почему Браун, занимавшийся на досуге историей символов, не заметил на фотографии пентакль? Неужели болезнь притупила его внимание?
На другой стороне Большой Конюшенной улицы, напротив «Медведя» остановилась пролетка. Она встала так, чтобы не попадать в свет уличного фонаря.
Извозчик обернулся к пассажирке.
— Приехали, барышня!
Дама, не отвечая, внимательно разглядывала двух одинаковых господ возле дверей ресторана. Люди в черном делали вид, что не знакомы друг с другом.
Потом у ресторана остановились сани. Из них быстро вылезли плотный мужчина в пальто и котелке и высокий господин в роскошной шубе, с чемоданчиком в руке. Оба стремительно исчезли за сверкающими дверями.
Дама еле заметно улыбнулась.
— Ну как, барыня, здесь выходим или дальше покатаемся? — извозчик вытер нос варежкой.
— На Невский, быстро! — приказала пассажирка.
Филер, стоявший у дверей, наконец обратил внимание, что на другой стороне улицы слишком долго стоит пролетка. Он уже собрался выяснить, кто скрывается за поднятым верхом, но пролетка тронулась и тут же исчезла в ночной мгле.
В тишине заснувшего дома мирно отбивали ход настенные часы. Дочки спали в детской, Софья Петровна, высказав все, что она думает о сыскной полиции вообще и ночных возвращениях мужа в частности, легла в постель одна. Даже Глафира угомонилась и дремала на своих полатях на кухне.
В доме не спал только Ванзаров. Он запахнулся в мягкий персидский халат и устроился в уютной гостиной, даже не зажигая настольной лампы. Сидеть за рабочим столом совершенно не хотелось. Уже второй день Родион Георгиевич пребывал в состоянии скаковой лошади — правда, линия финиша, вместо того чтобы приближаться, убегала все дальше.
Мало того, что к трупу Марии Ланге прибавился труп профессора, мало того, что Особый отдел требовал любой ценой найти Уварову, каким-то образом причастную еще и к другим событиям, но и сам сыщик второй день ощущал глубокую растерянность. Логика рассыпалась на кусочки. Уварова, Савская, Серебряков, англичанин, дворник и эта проклятая сома спутались в необъяснимый клубок.
Поначалу все указывало на виновность профессора. Мария лежала возле его дома, а Серебряков солгал, что в ночь, накануне преступления, находился на новогоднем балу. Но через три дня кто-то постарался, чтобы профессор навсегда исчез в невской проруби. Ванзаров теперь уже не сомневался, что в квартире Серебрякова, из которой вынесли даже мусор, нарочно оставили эту домотканку. Неизвестный очень хотел запугать следы. Видимо, этот кто-то был очень близок к профессору. Иначе зачем неизвестная дама в вуали забрала из ателье негатив фотографии — единственную улику, указывающую на других возможных участников дела?
Затем неожиданно открылось и то, что Надежда Уварова являлась агентом Особого отдела полиции и, более того, совершила убийство офицера. Значит, скорее всего, именно Уварова ходила за негативом и была организатором двух преступлений? Правда, как ей удалось их осуществить, — понять невозможно.
Далее выяснилось, что и вторая дама розыску не менее интересна. Назвавшись Еленой Савской, она делает из английского дипломата послушного раба. После общения с ней скоропостижно умирает совершенно посторонний человек — Эдуард Севиер. К счастью, родственники по какой-то причине не заявляют в полицию. За этой жертвой следует вторая — Ричард Эбсворт, сын пивного магната. Следовательно, виновность Надежды Уваровой, как минимум, должна разделять загадочная Елена Савская. Но это еще больше запутывает дело. Ведь следов Савской нет ни в одном убийстве даже косвенно, а несчастные английские подданные, ставшие жертвами, никоим образом не связаны с профессором. При этом Савская почему-то не приходит на запланированное свидание с Брауном. Где сейчас находятся обе дамы — неизвестно. Им с легкостью удалось уйти от филеров Курочкина.
Отправив Брауна, Джуранский доложил Ванзарову результат своих поисков. Он нашел трактир, в котором любил бывать дворник Пережигин. Это заведение Степанова на Четырнадцатой линии. Половые дворника хорошо знают и уверяют, что Степан не был у них с Нового года. Вот в декабре он здорово пил с вологодскими ледорубами, которых арестовала полиция. На предъявленной фотографии Уварову половые не узнали. Значит, кто и где подсыпал снотворное Пережигину в ночь, когда Серебрякова отвели к проруби, тоже неизвестно.
Что же остается?
Как это ни печально признать, но единственной ниточкой, связывающей всех участников этих событий, оказывается сома. Может быть, прав Лебедев и профессору удалось найти нечто, ради чего люди пошли на преступление, а сам он поплатился жизнью?
Что же это за состав? В чем его сила? Почему хитрый Бадмаев сделал вид, что ничего не знает о соме? Что вычитал в древних книгах Александр Владимирович Серебряков?
В глубине квартиры часы отбили четверть первого. Чувствуя себя совершенно разбитым, Родион Георгиевич решил идти спать. Он приподнялся с кресла и в этот момент оглушительно зазвенел телефон. Сыщик стремглав бросился к аппарату через гостиную и дернул с крючка рожок.
— Ванзаров слушает! — прошептал он в воронку амбушюра.
Где-то на том конце проводов щелкнуло.
— Слушай меня внимательно… — произнес глухой, сдавленный голос.
— Кто говорит? — стараясь быть спокойным, спросил Родион Георгиевич.
— Ты больше не прикоснешься к тому, что не имеешь права знать! — с холодной угрозой произнесла трубка.
— Я не понимаю, о чем вы!
— Если не прекратишь поиски уже завтра, неотвратимое возмездие падет на тебя и твою семью!
Ванзаров пытался запомнить голос. Но неизвестный умел хорошо маскироваться. Так говорить мог кто угодно — хоть Бадмаев, хоть дворник Пережигин. Звук, кажется, шел через тряпку.
— Я ничего не понимаю! Кто вы? — сыщик решил потянуть время.
— Берегись. Погибнут твои жена и дети! Ты получил предупреждение.
— Да как вы смее… — начал Ванзаров. Но трубка замолчала.
5 ЯНВАРЯ 1905, СРЕДА, ДЕНЬ МЕРКУРИЯ
Первый час после ночного звонка коллежский советник провел между окном и дверью гостиной, расхаживая взад-вперед, как часовой. С каждым ударом часов он вздрагивал и бросал взгляд на телефон.
Кто посмел так нагло его шантажировать? Какое надо иметь хладнокровие, чтобы угрожать государственному чиновнику?
Обычные уголовники на такое не способны. Ванзаров хорошо знал психологию профессиональных воров. Это умные и сильные люди со своим представлением кодекса чести и правил поведения, в том числе и с полицией. Подобная угроза выходила за все рамки неписаных законов воровского мира. Да и какое отношение воровская компания может иметь к профессору Серебрякову и его дамам?!
В таком случае следует единственный вывод: Уварова или Савская принадлежат к революционерам- террористам! Только эти господа не соблюдают никаких границ и правил, отличаясь крайней жестокостью. На такой шаг мог пойти только человек, которому нечего терять. Уварова хоть и совершила уголовное
