стиснуло сердце, словно от болезненной утраты.
Он смотрел на белую шею, на затылок с черными завитками, на торчащие двумя лепестками уши и вдруг вспомнил вычитанное где-то: «Настоящая красавица – это красавица со всех сторон и всех ракурсов, откуда на нее ни посмотри». В волосах у незнакомки посверкивала бриллиантовая заколка в виде лука.
– Э-э, да вы меня не слушаете, – тронул молодого человека за рукав консул. – Загляделись на госпожу О-Юми? Напрасно.
– К-кто она?
Эраст Петрович очень постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но, кажется, не преуспел.
– Куртизанка. «Дама с камелиями», но наивысшего разряда. О-Юми начинала в здешнем борделе «Девятый номер», где пользовалась бешеным успехом. Отлично выучила английский, но может объясниться и по-французски, и по-немецки, и по-итальянски. Из борделя упорхнула, стала жить вольной пташкой – сама выбирает, с кем и сколько ей быть. Видите, у нее заколка в виде лука? «Юми» значит «лук». Должно быть, намек на Купидона. Сейчас она живет на содержании у Булкокса, и уже довольно давно. Не пяльтесь на нее, милый мой. Сия райская птица не нашего с вами полета. Булкокс мало того что красавец, но еще и богач. У приличных дам считается самым интересным мужчиной, чему немало способствует репутация «ужасного безобразника».
Фандорин дернул плечом:
– Я смотрел на нее просто из любопытства. П-продажные женщины меня не привлекают. Я вообще не представляю себе, как это можно – б-быть (здесь щеки титулярного советника порозовели) с грязной женщиной, которая принадлежала черт знает кому.
– О, как вы еще молоды и, простите, неумны. – Доронин мечтательно улыбнулся. – Во-первых, такая женщина никому принадлежать не может. Это ей все принадлежат. А во-вторых, мой молодой друг, женщины от любви не грязнятся, а лишь обретают сияние. Впрочем, ваше фырканье следует отнести к жанру «зелен виноград».
Подошла очередь подниматься на крыльцо, где гостей встречал хозяин. Эраст Петрович передал велосипед на попечение валета и поднялся по ступенькам. Доронин вел под руку свою конкубину. Та ненадолго оказалась рядом с «грязной женщиной», и Фандорин поразился, до чего различны две эти японки: одна милая, кроткая, умиротворяющая, от другой же так и веет соблазнительным и прекрасным ароматом опасности.
О-Юми как раз подавала хозяину руку для поцелуя. Тот склонился, так что лица было совсем не видно – лишь мясистый затылок да красную турецкую феску со свисающей кисточкой.
Горжетка соскользнула на высокую, до локтя перчатку, и красавица вновь перебросила ее через плечо. На миг Фандорин увидел тонкий профиль и влажный блеск глаза под подрагивающими ресницами.
Потом куртизанка отвернулась, но за вице-консулом продолжали наблюдать стеклянные глазки пушистого горностая.
Серебряная туфелька
Куртизанка что-то со смехом сказала ему, и «новый японец» распрямился.
Фандорин увидел румяную физиономию, почти до самых глаз заросшую густой черной бородой, чрезвычайно живые глаза, сочный рот. Дон Цурумаки оскалил замечательно крепкие зубы и дружески хлопнул Булкокса по плечу.
Доронин был прав: в манерах и облике хозяина не было почти ничего японского – разве что разрез глаз да небольшой рост.
В короткопалой руке дымилась толстенная сигара, большой живот был обтянут алым шелковым жилетом, в галстуке мерцала огромная черная жемчужина.
– О-о, мой русский друг! – зычно вскричал Дон. – Добро пожаловать в берлогу старого холостяка! Несравненная Обаяси-сан, ёку ирассяимасита![10] А это, должно быть, тот самый помощник, которого вы ждали с таким нетерпением. Каков молодец! Боюсь, мои девки из- за него раздумают перевоспитываться!
Горячая лапа сильно стиснула руку титулярного советника, и на этом представление было окончено. Цурумаки с радостным воплем кинулся обниматься с каким-то американским капитаном.
Интересный субъект, подумал Эраст Петрович, оглядываясь. Настоящая динамоэлектрическая машина.
В зале играл оркестр, искупая сомнительное качество исполнения грохотом и бравурностью.
– Наша добровольная пожарная команда, – прокомментировал Всеволод Витальевич. – Музыканты из них неважные, но других в городе нет.
Гости весело болтали, стоя кучками, прогуливались по открытой террасе, угощались у длинных столов, Фандорина удивило количество мясных закусок – всевозможных ветчин, колбас, ростбифов, перепелок, окороков.
Доронин объяснил:
– Японцы до недавнего времени были вегетарианцами. Мясоедение считается у них признаком просвещенности и прогресса, как у наших аристократов питье кумыса и жевание пророщенного зерна.
Большинство гостей-мужчин составляли европейцы и американцы, но среди женщин преобладали японки. Некоторые, как Обаяси, были в кимоно, прочие, подобно О-Юми, нарядились по-западному.
Целый цветник красоток собрался вокруг тощего, вертлявого господина, демонстрировавшего им какие-то картинки. Это был японец, но разодетый почище любого денди с лондонской Бонд-стрит: жилет с искрой, сверкающий бриллиантином пробор, фиалка в петлице.
– Князь Онокодзи, – шепнул Фандорину консул. – Здешний законодатель мод. Тоже, в своем роде, продукт прогресса. Раньше в Японии этаких князей не бывало.
– А это, сударыни, мадрасский чепец от Боннара, – донесся жеманный голос князя, умудрявшегося, говоря на английском, еще и грассировать на парижский манер. – Новейшая коллекция. Обратите внимание на оборки и особенно на бант. Вроде бы простенько, но сколько элегантности!
Всеволод Витальевич покачал головой:
– И это отпрыск владетельных даймё! Его отцу принадлежала вся соседняя провинция. Но теперь удельные княжества упразднены, бывшие даймё превратились в государственных пенсионеров. Некоторые, вроде этого хлыща, вошли во вкус своего нового статуса. Никаких забот, не нужно содержать свору самураев, живи себе поживай, срывая цветы наслаждений. Онокодзи, правда, в два счета прожился, но его подкармливает щедрый Туча-сан – в благодарность за покровительство, которое нашему разбойнику оказывал папаша князя.
Эраст Петрович отошел в сторонку, чтобы записать в блокнот полезные сведения о прогрессивном мясоедении и пенсионерах-даймё. Заодно попробовал набросать профиль О-Юми: изгиб шеи, нос с плавной горбинкой, быстрый взгляд из-под опущенных ресниц. Получилось непохоже – чего-то недоставало.
– А вот и тот, кто нам нужен, – поманил его консул.
В углу, у колонны, разговаривали двое: уже знакомый Фандорину достопочтенный Булкокс и какой-то господин, судя по моноклю и сухопарости, тоже англичанин. Беседа, кажется, была не из приятельских – Булкокс неприязненно усмехался, его собеседник кривил тонкие губы. Дамы с горностаем