заряд уже потрачен, – ответил Фандорин, внутренне гордясь собственным хладнокровием.
Цурумаки взвесил револьверчик на руке, и титулярный советник приготовился: сейчас будет очень больно, потом боль станет тупее, потом совсем пройдет...
Но «герсталь» полетел на пол. Эраст Петрович удивился лишь в первое мгновение. Потом он заметил, что карман халата у Дона оттопыривается. Ну разумеется: было бы странно, если бы грабителя застрелили из его же собственного револьвера.
Словно в подтверждение догадки рука хозяина опустилась в тот самый карман. Дело явно шло к развязке.
Вдруг Камата, не сводивший глаз с титулярного советника, встрепенулся, повернул свою костистую, в грубых морщинах физиономию к двери.
Откуда-то извне доносились крики, грохот.
Прибыла полиция? Но отчего шум?
В комнату вбежал еще один чернокурточник. Поклонился господину и Камате, что-то залопотал.
– Цурэтэ кои [37], – приказал Цурумаки, не вынимая руки из кармана.
Слуга выбежал, и полминуты спустя в библиотеку ввели под руки растерзанного Масу.
Увидев Фандорина, тот закричал что-то отчаянным голосом.
Можно было понять лишь одно слово: «О-Юми-сан».
– Что он говорит? Что он говорит? – дернулся в руках своих стражников вице-консул.
Судя по лицу хозяина, известие ошеломило его. Он что-то спросил у Масы, получил ответ и вдруг сделался очень сосредоточен. На повторные вопросы Фандорина не обращал внимания, лишь яростно тер черную бороду. Маса же всё пытался поклониться Эрасту Петровичу (что было непросто исполнить с завернутыми за спину руками) и повторял:
– Моосивакэаримасэн! Моосивакэаримасэн!
– Да что он всё бормочет? – в бессильной ярости вскричал титулярный советник. – Что это значит?
– Это значит: «Мне нет прощения!» – вдруг взглянул на него Цурумаки. – Ваш слуга рассказывает очень интересные вещи. Говорит, что сидел у окна и курил сигару. Что ему стало душно, и он приоткрыл створку. Что раздался свист, его что-то кольнуло в шею, и больше он ничего не помнит. Очнулся на полу. Из шеи у него торчал какой-то шип. Бросился в соседнюю комнату и увидел, что О-Юми-сан исчезла. Кровать была пуста.
Эраст Петрович застонал, хозяин же спросил Масу еще о чем-то. Получив ответ, дернул подбородком, и фандоринского вассала немедленно выпустили. Он полез за пазуху и достал оттуда что-то вроде деревянной иголки.
– Что это? – спросил Фандорин. Дон мрачно разглядывал шип.
– Фукибари. Эту дрянь смазывают ядом или каким-нибудь другим зельем – например, временно парализующим или усыпляющим – и выстреливают из духовой трубки. Любимое оружие ниндзя. Увы, Фандорин-сан, вашу подругу похитили «крадущиеся».
Именно в эту минуту Эрасту Петровичу, совсем уже было приготовившемуся к смерти, ужасно не захотелось умирать. Казалось бы, что ему за дело до всего на свете? Если жизни осталось на несколько секунд, имеют ли какое-нибудь значение неразгаданные головоломки и даже похищение любимой женщины? Но жить хотелось так, что, когда рука Дона зашевелилась в зловещем кармане, Фандорин крепко стиснул зубы – чтоб не взмолиться об отсрочке. Отсрочки все равно не дадут, да если б и дали, убийцу просить ни о чем нельзя.
Вице-консул заставил себя смотреть на руку, что медленно тянула из кармана черный, поблескивающий предмет и, наконец, вытянула.
Это была вересковая курительная трубка.
Сцепление двух рук
– Мне нравится ваш Сирота, – задумчиво сказал Дон, чиркнув спичкой и выпустив облачко дыма. – Настоящий японец. Цельный, умный, надежный. Мне давно хотелось иметь такого помощника. Все эти, – он обвел трубкой свое черное воинство, – хороши для драки и прочих простых дел, не требующих дальновидности. Сирота из другой, куда более ценной породы. К тому же он отлично изучил иностранцев, особенно русских. Это для моих планов очень важно.
Чего Фандорин ожидал менее всего – так это внезапного панегирика в адрес бывшего консульского письмоводителя, и потому слушал настороженно, не понимая, к чему клонит Цурумаки.
А тот попыхтел трубкой и в той же неторопливой манере, словно рассуждая вслух, продолжил:
– Сирота дал вам очень точное определение: храбр, непредсказуем и очень везуч. Это крайне опасное сочетание, потому и понадобился весь этот театр. – Он кивнул в сторону сейфа, откуда струилось волшебное сияние. – Но теперь всё меняется. Вы мне нужны. И нужны здесь, в Японии. Никакой полиции не будет.
Дон отдал по-японски какое-то приказание, и Эраста Петровича никто больше не держал. Чернокурточные выпустили его, поклонились хозяину и один за другим вышли из комнаты.
– Потолкуем? – жестом показал Цурумаки на два кресла у окна. – Скажите вашему человеку, чтоб не тревожился. Ничего плохого с вами не случится.
Фандорин махнул Масе – мол, всё в порядке, и тот, с подозрением покосившись на хозяина, неохотно вышел.
– Я вам нужен? Зачем? – спросил Фандорин, не торопясь садиться.
– Затем, что вы храбры, непредсказуемы и очень везучи. Но еще больше я нужен вам. Вы ведь хотите спасти свою женщину? Так сядьте и слушайте.
Вот теперь вице-консул сел, второй раз приглашать не пришлось.
– Как это сделать? – быстро проговорил он. – Что вам известно?
Дон почесал бороду, вздохнул.
– Рассказ будет долгим. Я не собирался перед вами оправдываться, опровергать всю ту чушь, которую вы про меня навоображали. Но раз нам предстоит общее дело, придется. Попытаемся восстановить прежнюю Дружбу.
– Это будет непросто, – не удержался Фандорин.
– Знаю. Но вы умный человек и поймете, что я говорю правду... Для начала давайте внесем ясность в историю с Окубо, ибо началось всё именно с нее. – Цурумаки смотрел собеседнику в глаза спокойно и серьезно, будто решив снять свою всегдашнюю маску веселого бонвивана. – Да, министра устранил я, но это наши внутрияпонские дела, до которых вам не должно быть никакого дела. Я не знаю, Фандорин, как воспринимаете жизнь вы, а для меня она – вечная схватка Порядка и Хаоса. Порядок норовит разложить всё по полочкам, прибить гвоздиками, обезопасить и выхолостить. Хаос разрушает всю эту аккуратную симметрию, переворачивает общество вверх дном, не признает никаких законов и правил. В этой извечной борьбе я на стороне Хаоса, потому что Хаос – это и есть Жизнь, а Порядок – это Смерть. Я отлично знаю, что, как все живущие, обречен: рано или поздно Порядок возьмет надо мной верх, я перестану барахтаться, превращусь в кусок неподвижной материи. Но пока я жив, я хочу жить во всю силу,
