Инь и Ян

очки. Листок разворачивает, читает.

Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю вышеуказанному С. С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С. С. Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу всё наследство ц-целиком…

Слюньков: Умоляю вас, не нужно иронии! Я вор, но не убийца. Клянусь вам! Да и вором стал только сегодня. Всю жизнь честно… тридцать лет поверенным… Бес попутал… Не погубите, господин Фандорин! Если откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня жена молодая! Я так её люблю! И дети, от прежнего брака. Четверо! Бесовское наваждение! Не устоял!

Простирает к Фандорину руки.

Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели богатства и славы?

Слюньков: И молодости! Главное — молодости! Моей Сонечке ещё нет тридцати, я стар для неё. У меня радикулит, я еле хожу, а она красива, полна сил. Ну что вы так на меня смотрите? Я ведь тоже человек, а не параграф. Мне хочется счастья… Я всегда был практиком, в облаках не витал, но как трудно, как трудно жить в мире, где не бывает чудес! Твердишь себе год за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные обязательства. И вдруг — веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять. Однажды очнёшься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что — это всё? Дальше только сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась. Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули под сюртук. Я так испугался! А когда зажёгся свет, отдавать веер было уже поздно…

Фандорин: Ну да. Оставалось только под шумок подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем?

Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили — веер исполняет желания только законного владельца.

Фандорин: Думали бумажкой Будду обмануть? Сразу видно нотариуса. Маса, сэнсу-о. (Маса поднимает веер, протягивает.) Ну что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните?

Слюньков: Всё время их твержу… Вы… вы в самом деле… позволите?

Фандорин жалостливо кивает. Они с Масой, переглянувшись, наблюдают.

Слюньков роняет веер на пол — так дрожат руки. Быстро поднимает, раскрывает.

Слюньков: Голова кружится… В глазах темно… Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала белой стороной наружу.) Для мира хорошо — вот так. (Переворачивает). Для себя хорошо — вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… Хочу стать молодым, здоровым, красивым. И ещё богатым. И чтоб Сонечка меня обожала! (Крестится. Поёт, качая в такт веером.) «Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё.

Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё».

Пауза. Слюньков уперевшись рукой в поясницу, потягивается. Вскрикивает от боли.

Слюньков: Ничего! Ничего! Всё, как было! Тот же старый хрыч…

Фандорин: Стыдно, право. Девятнадцатый век на исходе, а вы в сказки верите… Что же мне с вами делать? Ладно. (Рвёт листок в клочки.) Отнесите веер наследнику. Скажите, что нашли. А от вознаграждения отказывайтесь. Наплетите что-нибудь. Да Ян Казимирович и не будет приставать с расспросами, не того сорта человек.

Слюньков (понуро): Благодарю… Вы великодушный человек. Господи, в самом деле, как стыдно…

Фандорин: Маса, каэро.

Маса укатывает Фандорина, остаются Фаддей и нотариус.

Фаддей (подбирая клочки): Ох, сударь, всё зло от бабья. Что на молодой-то жениться? Седина в бороду, а бес в ребро.

Слюньков (разглядывая веер): Позор, позор… На старости лет такой срам… Воровство, подложное поручение… Погодите, погодите! Как ты думаешь, Фаддей, может, из-за этого и не вышло, а?

Фаддей: Из-за чегой-то из-за этого?

Слюньков: Да из-за того, что я нечестным образом веер присвоил, без ведома и согласия владельца. Будде это не понравилось.

Фаддей: Такое кому ж понравится.

Слюньков: Хорошо, большого чуда нельзя, но, может, получится маленькое. Если наполовину развернуть, да белой стороной стукнуть, может, хоть радикулит пройдёт?

Фаддей: Навряд ли. Хотя, конечно, всяко бывает.

Слюньков (вертит веер): Чёрной нельзя, от этого помереть можно. Фаддей, я стукну, а?

Фаддей: Да стучите, коли вам охота, только не со всей силы. Вещь ветхая, и так вон изорвали всю, роняючи.

Нотариус полуразворачивает веер, бьёт себя по шлему, потом ещё и ещё.

Фаддей: Ну чего?

Нотариус прислушивается к себе. Осторожно разгибается. Потом вдруг резко наклоняется вперёд.

Слюньков: Что-то странное… Совсем не больно! И тело какое-то… Словно звенит. Или это в ушах, от ударов?

Сдёргивает шлем. Под ним оказывается густая чёрная шевелюра.

Фаддей: Матушки-светы!

Слюньков: Ты что? (Хватается за голову. Вскрикивает.) Помолодел! Помолодел! Ай да веер!

Скачет по сцене, выделывая невероятные антраша. Бросается к Фаддею, обнимает, целует.

Слюньков: Фаддеюшка, милый! Есть чудеса, есть! Вот вам и сказки, господин Фандорин! На, постучи себя. Ты ведь моего старей. И здоровье, поди, неважное.

Фаддей: Какое уж ныне здоровье.

Слюньков: На! Хлопни! Тоже помолодеешь!

Фаддей (разглядывая веер): Ишь, истрепался как. И порван вот тутова… Не буду я хлопаться. Барин уж как болел, а тоже не стал. Говорит, как на роду написано, так пускай и будет… И мне тож чужого не надо. На кой мне ваша молодость, чего в ней хорошего? Всего хочется, а ничего не дают. Бабьё опять же жизню портит. Нет уж, дожить и на покой… А вы, сударь, идите себе, веер я Ян Казимирычу доставлю.

Слюньков: Соня! Сонечка!

Вприпрыжку убегает. Фаддей, ворча, уходит следом.

3. Два гения