И очень часто она ничего не стоит. Но иногда в груде кварца встречается и крупинка золота.
– А если преследуемый умнее вас?
– Что ж, даже если подозреваемый ведет умную игру, мы тщательно следим за всеми его ходами. Видите ли, миледи, – сказал Фонс, обращаясь к леди Перивейл, чье явное безразличие к предмету разговора его несколько уязвляло, – у старого служаки вроде меня по миру рассеяно много друзей. У меня есть возможность время от времени оказать им услугу, но и они, в свою очередь, стараются помочь мне, если смогут, и глядят, так сказать, в оба.
– А что собой представляют эти ваши друзья, мистер Фонс, – спросила леди Перивейл, почувствовав на себе проницательный взгляд сыщика и поняв его желание заинтересовать ее.
– А это еще одна тайна, тайна ремесла. Я могу ответить лишь на вопросы, касающиеся меня самого, но не моих друзей. Однако могу предположить, что портье большой городской гостиницы где-нибудь на бойком месте, на пересечении путей всех путешествующих, может оказаться мне полезным. А кроме того, есть бывшие полицейские, англичане и французы. Они ушли на пенсию, но по-прежнему любят нашу работу и не слишком заносчивы, чтобы время от времени не заняться каким-нибудь делом по старой памяти.
– И все они вам помогают? – спросила Сьюзен.
– Да, мисс Родни. – Он произнес ее имя ясно и точно, а не промямлил нечто невразумительное, как это часто бывает, когда имя забывается сразу же, как только названо. Натренированная память Джона Фонса сразу же и навсегда запоминала любое имя.
– Опыт научил меня также не задавать им непосильной работы. Такова основа моего ремесла. Только позавчера, миледи, – он опять намеренно обратился к Грейс, потому что она опять утратила интерес к разговору, – только позавчера я едва не упустил одного субъекта, и только потому, что чересчур переоценил способности одного из моих агентов. Я очень ему доверился – еще бы! Это первоклассная ищейка, великолепный следопыт и наблюдатель. И вот я ему велел вести наблюдение за определенным человеком и в определенном месте, будучи уверен, что, когда этот подозреваемый придет в это определенное место, агент его обнаружит и установит, куда он направляется. Ну, хорошо, но я также поручил своему человеку небольшое дельце, требующее деликатного подхода, например, когда слугам определенного лица надо задать кое-какие интимные вопросы, но так, чтобы у них не возникло никаких подозрений или тревоги, о которых они могли бы доложить хозяину.
– И ваш человек потерпел неудачу? – с любопытством осведомилась мисс Родни.
– Да, мэм. Он переусердствовал и выдал себя с головой, как выражаются янки. Птичку спугнули и она покинула гнездышко, направив свой полет в дальние страны, а я едва не упустил ее навсегда. Но я не виню своего агента. В его собственном ремесле, в слежке, на него можно всегда и во всем положиться. Ошибку допустил я, потому что мне надо было самому заняться слугами.
– Значит, иногда вы действуете сами? – спросила леди Перивейл с оживившимся интересом, так как ей хотелось, чтобы именно этот человек и с особой тщательностью занялся ее случаем.
– Да, мэм, и часто. Например, я сам отправлюсь в Алжир, чтобы установить, с кем путешествовал полковник Рэннок. Это дело я не поручил бы и лучшему своему агенту. Понимаете, когда надо проявить высший класс в расследовании, нет того, на кого я мог бы положиться абсолютно. Дело в том, что, если не можешь учитывать все детали интриги, с заданием не справишься.
– А вы не боитесь, что среди ваших подчиненных найдется негодяй, который станет торговать тайнами ваших клиентов? – спросила Сьюзен.
– Нет, мисс Родни, потому что я никогда не посвящаю своих подчиненных в эти тайны. Они должны установить некоторые факты и вести слежку за определенными людьми, но они никогда не знают, для чего и зачем это делается. Человек слаб. Но вообще-то я знаю своих агентов. Они не станут прибегать к шантажу. Это главное и неколебимое условие в нашем розыскном деле, леди Перивейл. Но они могут проболтаться, в этом я за них поручиться не могу. Иногда это случается.
– Да уж, наверное, – ответила Сьюзен, – но ведь шантажисту не надо уничтожать свою жертву, ему важно выжать деньгу.
– Вижу, что вы знаете толк в бизнесе, мэм. Но я в розыскном деле уже много лет и знаю много такого в нашем ремесле, о чем не ведают молодые. Ах, мисс Родни, – сказал Фонс, воодушевляясь при виде живейшего интереса, отражавшегося у нее на лице, – я мог бы вам порассказать такие случаи из моей практики, от которых волосы становятся на голове дыбом.
– О, пожалуйста, расскажите. Я обожаю такие истории!
– Но сейчас уже почти одиннадцать, – ответил Фонс, взглянув на часы из севрского фарфора напротив, – и я уже слишком долго испытываю терпение леди Перивейл. А кроме того мне надо успеть на поезд до Патни, где я живу, когда приезжаю в Англию. Уже десять дней, как я не виделся с женой, а завтра в девять утра я должен отплыть в Марсель.
– Вы, наверное, не часто бываете дома?
– Нет, мэм. Большую часть жизни я провожу как мильтоновский Сатана:
К тому же у меня есть квартира на Эссекс-стрит, где меня можно найти по делу, когда я бываю в Лондоне. Раньше я жил в Блумсбери и там меня всегда можно было застать, если возникала необходимость, но несколько лет назад я покинул Скотланд-Ярд, выйдя на пенсию, и снял домик в Патни, хорошенький, маленький коттедж, где живет жена, и куда я наезжаю, когда выдастся свободное время, и где я работаю в маленьком саду. Жена полагает, что мне это занятие очень нравится.
– А разве вы не любите свой садик? Ведь это такое успокоение после всех тревог, связанных с вашей работой.
– Да, я люблю сад. Особенно меня интересуют улитки.
– Улитки?!
– Да, в них заключено гораздо больше интересного, чем обычно думают. Способности улиток очень недооценивают. Конечно, улитке не сравниться с пауком. Тайные ухищрения и козни пауков можно изучать всю жизнь. Между прочим, по моим наблюдениям до паука могут дотронуться только процентов шестьдесят людей, отдающих деньги в рост. А что касается муравьев – ну, это, знаете, просто обыватели среди насекомых, они вечно в повседневных делах и заботах. Они не будят во мне воображения. Однако я занял у вас слишком много времени, – сказал Фонс, вставая, – прямой, солидный и серьезный. – Покойной ночи.