— Вот как. Что-нибудь серьёзное?
— Нет, напротив. Пришло время, лечь на сохранение.
— Вот оно даже как. — Я задумчиво похмыкал. — Что ж, это святое, перезвоню попозже.
— Да, позвоните к концу дня, — поддержала моё суетное намерение секретарша. — А ещё лучше — завтра утром.
Короче говоря, не получилось у меня решить вопрос кавалерийским наскоком. «Судьба даёт мне возможность собраться с силами и решить вопрос танковым наездом», — решил я. А потом и думать про это забыл, потому что увидел такое, от чего в зобу дыханье спёрло.
Я уже подходил к болиду, когда из толпы, как Европа из мутной пены, вышла умопомрачительной красоты женщина: волосы — огонь, фигурка — нет слов, походка — от бедра, и вся в белом. И платье на ней было белое-белое, и туфли на высоченном гвоздике тоже белые, и шляпка, и сумочка, и шарфик газовый — всё, всё белое. Нереальное зрелище. Нечто чистое и свежее среди раскалённого смрада улицы. Идёт и — о, мать моя Змея! — улыбается. Да такой открытой улыбкой, что невольно самому улыбнуться хочется. Сначала подумал, что это она мне, потом (не дурак) врубился — каким-то своим, очень светлым, мыслям.
Когда проплыла мимо, обдавая духами и туманами, я стал провожать её взглядом — так подсолнух выглядывает солнце, замирая от страха, что вот-вот нырнёт за тучи. Смотрю, подошла к бровке, стала ручкой делать. В голову пришла лихорадочная мысль предложить свои услуги, но пока собирался с духом, уже подкатило такси и — ох, ах — унесло мою красотку в очарованную даль.
Но чем хороши золушки всех времён и народов, так это своей привычкой что-нибудь обронить впопыхах.
Вот и эта.
Когда садилась, неловко махнула сумочкой, и из неё выпало на газон нечто блестящее.
Я, конечно, подбежал и подобрал.
Не преминул.
Это был ключ от гостиничного номера. На массивном брелоке читалось «Элит Холл» и «404».
«Может, это знак того, что Пределы готовы принять новую красотку-ведьму», — подумал я, упрятывая ключ в карман.
Решил, как только отработаю по информации Ашгарра, сразу помчусь в «Элит Холл».
Сначала — главное, только потом — основное.
Ничего тут не поделаешь, так уж заведено у нас, невольников собственного долга: первым делом самолёты, а девушки — потом.
Но обязательно.
4
Ашгарр меня не разыгрывал. Во дворе на скамейке возле перекладины для выбивания ковров действительно сидел незнакомец. Я притормозил на углу дома и, не вылезая из машины, рассмотрел этого непрошенного гостя.
На вид дал бы я ему лет шестьдесят. Был он поджар, высок, а лицом — типичный интеллигент в третьем поколении: переходящий в лысину мощный лоб, впалые щёки, цепкие глаза, старомодные бакенбарды, нос крючком, бородка — как у железного Феликса — клином. Одет был просто, в плебейские джинсы с «сединой» на коленях и бежевую рубашку с коротким рукавом. В руках — газета. Причём, свёрнутая в трубку.
«Похоже, давно сидит, — подумал я. — Прочёл всё, начиная с передовицы и заканчивая кроссвордом, теперь страдает от безделья. Или делает вид, что страдает, а на самом деле находится в полной боевой готовности к атаке».
Но вообще-то не очень походил этот гражданин с впалой грудью на Охотника. Охотник — мастер не только магии, но и меча, а представить меч в руках этого тщедушного, похожего на пожилого профессора, типа мог только великий фантазёр. У меня же на это фантазии не хватало. Ну, никак дядя не тянул на мастера фехтования. Так — мухомор присушенный. Из тех, что в межсезонье носят галоши, самопальные джемпера и немаркого цвета береты. Причём береты называют «бэрэтами».
Впрочем, особо с выводами я не спешил, поскольку «профессор» мог оказаться такого уровня магом, которому меч не нужен. Меч мог оказаться для него факультативом. Или даже обузой.
С другой стороны не помнил я такого случая, чтобы Охотники вели себя вот так вот нагло. Что за гоньба такая вычурная? Если кому-то из них удавалось меня выследить, объявлялись исключительно в Ночь Полёта. И тогда уже — сеча без берегов. А чтобы вот так — выследить и сразу об этом заявить, такого ещё не было, это была какая-то новая тактика.
«Быть может, вы решили, господин Охотник, демонстративным „иду на вы“ вывести меня из равновесия? — мысленно обратился я к незнакомцу. — Так это вы зря, господин Охотник. Если вы, конечно, Охотник».
А вот это ещё предстояло выяснить.
Немедленно.
Я выбрался из машины и, неспешным шагом пройдя мимо незнакомца, направился в сторону гаражного кооператива. И спиной почувствовал, что «профессор» увязался следом. Сразу увязался, ни секунды не стал выжидать, даже ради приличия не стал.
«Похоже, нетерпёж на дядю напал», — так оценил я его торопливость. Только не понимал пока, чего же ему так не терпится — махач устроить или всё-таки перетереть.
Всё это выглядело, по меньшей мере, странно. Обычно ведь как: заболел кто-нибудь из людей- человеков неизлечимой какой-то болезнью, идёт к колдуну-знахарю, тот осматривает, цокает языком и говорит — для изготовления снадобья нужен, допустим, зуб дракона. Или шип. Или кусок хвоста. Болезный, будучи непосвящённым, конечно, думает, что врёт знахарь, что цену набивает. Думает так, однако же — куда деваться? — платит.
А знахарь и не врёт вовсе, ему на самом деле нужно что-нибудь эдакое согласно древнему рецепту. Поэтому, получив названную цену, обращается к знакомому драконоборцу. И только тогда драконоборец сиречь Охотник отправляется добывать дракона. Из собственной прихоти — ни-ни. Не может. Не положено. Такой уж статут у них изощрённый, если не сказать извращенный: так — не моги, а по заказу — ради бога. Иди, выслеживай, убивай. Повезёт, искупаешься в чёрной крови, станешь на семь лет неуязвимым. Не повезёт — извините. Такая вот система, такая вот традиция. А здесь, получается, шиворот всё навыворот.
«Может, маньяк какой? — пришло мне вдруг на ум. — Наплевал на обычаи и пустился во все тяжкие. Выслеживает нагонов, режет их в безумном припадке и тащится. И теперь меня почикать хочет. Нашёл, какое-то время оттягивал удовольствие, но после того как я его ворона Лютой Арахне скормил, а „царицу“ собственноручно развоплотил, слетел с катушек. А что? — вполне себе такая логичная версия».
Миновав домик сторожа, я ускорился, чуть ли на бег перешёл, и пошёл петлять по закоулкам гаражного городка. А прижал преследователя там, где крайняя стрит переходит в последнюю авеню. Выскочил из-за угла бокса за номером 156 и поймал на встречном ходу.
— Мир не для драконов, — сведя глаза на дырке дула, спокойным голосом произнёс он пароль.
— Но драконы для мира, — произнёс я отзыв (естественн, тоже на дарсе) и опустил пистолет.
«Профессор» оказался не Охотником, «профессор» оказался Инспектором.
Меня поразил тот факт, что я не почувствовал в нём дракона. Так не бывает. То, что дракон за версту чует другого дракона (тем более того, кто забрёл на его территорию), — это чистая физиология. Тут даже напрягаться не надо, само собой приходит. Поскольку Инспектор не может не быть драконом, я собрался потребовать объяснений. Но едва глянул в его честные глаза, нажал на тормоза. Понял, что передо мной не человек, что передо мной онгхтон — ипостась дракона, лишившегося способности к трансформации.
В последнее время (уже лет пятьдесят как) принято считать онгхтонов драконами. Вернее говоря —
