— А ты зачем из дома удрал?
Кто же это может быть? С какой стороны следует ожидать первый удар?
У окошка пристроилась чистенькая старушка, вся какая-то розовенькая, с пуговичками: кофточка пушистая, розовенькая, пуговички черненькие; щеки розовые, носик пуговичкой; она, размахивая розовыми ручками, угрожающе рассказывает:
— Ты меня к своему дому не привораживай! Это я ему так говорю. Я тебе не бабка-вожатка, чтобы с твоими детьми возиться!..
Ее слушают три девушки, сидящие на противоположном диване. Совсем еще девчонки: на школьниц похожи, на семиклассниц. Слушают они не особенно внимательно, все время перешептываются и часто вздыхают. В то же время все четверо, и старушка, и девушки, дружно поедают бутерброды, запивая их чаем из одинаковых белых кружек.
— Он мне и говорит, зять-то мой, мне это говорит: «Ни об чем, мамаша, не волнуйтесь, пенсию вам определили, внуки вас обожают…» — «Не-ет, — это, значит, я ему, — нет, говорю, такое дело у нас не пойдет. Пенсией ты меня не убаюкивай. Я всю жизнь в тайге, при деле. Прощай, зятек, приезжайте в гости!» Сказала так да и уехала…
Старушка в своей розовой пушистой кофте казалась такой мягкой и доброжелательной, что Володя сразу успокоился. А девчонки не в счет. Их-то он ничуть не боится. Они сами, видать, всего боятся.
А вот с другой стороны на боковой скамейке дядька сидит — этого надо опасаться. Вон как он на всех посматривает поверх очков. А сам он весь какой-то помятый, неприбранный, весь какой-то волосатый. Мало того, что он давно уж не брился, не стригся, а наверное, и не причесывался целый месяц. У него целые кисти из ноздрей торчат, а из ушей — как будто все время дым идет. От такого дядьки всего можно ожидать.
Он глянул на старушку поверх очков и осуждающе проскрипел:
— Пенсия дается для успокоения старости.
Старушка даже не оглянулась на него, продолжая отчитывать своего зятя, который попытался ее, таежную вольную птицу, неугомонную труженицу, приспособить к своим домашним делам.
— Не выйдет дело. Я к тайге привычная. И вы, девчонки, ничего не бойтесь. Доброму человеку в тайге хорошо. Она, матушка, и накормит, и обогреет, и утешит…
И она таким счастливым голосом начала рассказывать, как отлично живется хорошему человеку в тайге, что девчонки притихли.
А поезд все шел да шел. Вагон постукивал колесами, поскрипывал и покачивался. Мимо окон проносились столбы, проплывали леса и поляны.
Володя успокоился и начал подумывать, что пора бы и ему закусить, но вдруг старушка обратила на него внимание:
— Смотрите, девчонки, какой с нами парнишечка едет. Ты откуда такой взялся?
Володя струсил и насупился. Он даже отвернулся. Но напрасно он думал, что его так и оставят в покое.
— Чаю хочешь? Да поставь ты свою сумочку, никто ее тут не тронет.
Она сейчас же усадила его около столика, налила чаю в кружку, а девчонки так дружно начали подсовывать ему всякие бутерброды да булочки, что он просто не успевал пережевывать. После такого угощения отмалчиваться стало просто уж невозможно.
Он слово в слово повторил рассказ, который недавно сам прослушал в Венкином исполнении. Только вместо Оренбурга пришлось назвать Северный город, куда шел поезд, а то никто бы ему не поверил. Рассказ получился очень длинный и такой запутанный, что Володя и сам перестал соображать, кто он на самом деле и куда едет. Он думал, что его слушатели сейчас же увидят, что он заврался, и тогда все получится очень плохо. Может быть, они даже остановят поезд и выкинут его из вагона прямо в болото среди дремучего леса.
Это он так думал, потому что никогда не ездил в поездах и еще не знал, какой доверчивый и терпеливый народ эти дорожные слушатели.
Они со вниманием выслушали все, что Володя им рассказал, и начали вникать в подробности. Торопиться-то некуда: поезд идет — время бежит.
— А где отец работает? — спросила розовая старушка.
— Он художник.
— Да что ты говоришь! — воскликнула она прижимая к груди пухлые ладошки. — Художник. Смотри- ка!
— А ты не брешешь? — проскрипел волосатый. — Поимей в виду: я всех художников знаю…
Володя побледнел от обиды.
— А Михаила Снежкова знаете?
— Какого Снежкова? Нет такого художника.
— Господи! — воскликнула старушка. — Снежкова! Да его же все знают. Вся тайга.
— А я не знаю.
— Ага! Не знаете. Вот я сейчас покажу…
В его зеленой сумке, вместе с колбасой и булками находился завернутый в газету мамин портрет, нарисованный Снежковым, и сложенные вчетверо картины, вырезанные из журнала.
— Вот, глядите!..
— Есть же такие люди, — возмутилась старушка, разглядывая картину, — не зная человека, уж и под сомнение его подводят. Эх! А еще в вагоне книжку читает.
Захлопнув книгу, волосатый проскрипел:
— Это не книжка, это расписание поездов.
Отвернувшись от него, старушка снова заговорила:
— Все его у нас знают, Снежкова-то. Вся тайга. И в редком доме его картины нет. У нас так считается: самая дорогая премия за работу — картина Снежкова. Да он и сам не скупится, кто ему полюбится, тому картину подарит. И все он рисует тайгу и как человеку жить в тайге полагается…
Разглядывая картину, там, где «любимая сестра Валя», девушки как-то вдруг приумолкли, и Володе показалось, что они сразу сделались очень похожими на молоденькую фронтовую сестру.
Наверное, и старушка это заметила, потому что она сказала:
— Девонька-то какая. Не старше вас. А, глядите, на фронт пошла, не побоялась. А вы тайги бойтесь.
Девушки нахмурились, а одна из них прошептала:
— Да мы и не боимся вовсе.
— Мы куда хочешь.
— Ну вот и хорошо, — обрадовалась старушка. — Надо же так трогательно все нарисовать. За сердце берет.
Скоро все в вагоне узнали, что здесь едет мальчик, который разыскивает отца — знаменитого на всю тайгу художника Снежкова. И хотя не все слыхали о таком художнике, однако соглашались, что он непременно знаменитый. А как же иначе, если его картины даже в московском журнале печатают. И все рассказывали друг другу сложную Володину историю, которую наспех придумал Венка и которую по памяти повторил Володя.
Он и не заметил, как около того места, где он сидел, собрались пассажиры чуть ли не со всего вагона. Ведь тут в гости никто никого не зовет. Кто захотел — тот и пришел, а кто пришел — тот и гость. Сидят, разговаривают, дают разные советы. Торопиться-то некуда: поезд идет — время бежит.
Поезд летит сквозь тайгу. Поезд везет Володю в неведомые края, где почти в каждом доме знают Снежкова. Значит, нечего бояться, везде найдутся друзья.
Но все-таки совесть у него была нечиста: вот придумал Венка глупую историю, а Володя сидит и повторяет ее. Потому что, если рассказать по правде все, как есть, то его отправят обратно, как беглеца. Он начал вздыхать и отмалчиваться, а все подумали, что ему просто захотелось спать. Тогда все разошлись, и одна из девушек сейчас же уложила Володю на свое место.
Лежа на верхней полке, Володя слушал, как постукивают колеса на стыках, и подумал, что это они от скуки бормочут там в темноте:
