Они были удивительно красивой парой. Даша даже не думала, что они ТАК выглядят со стороны. Ну и пусть разница в возрасте.
Здесь это почему-то не имело никакого значения. Эти берега видели и не такое. Эти пейзажи приучены к экстравагантным выходкам богемы.
А главное заключается в том, как золотит вечернее солнце их загорелую кожу. Как ветер ворошит жесткие от морской соли волосы. И как Виктор, лежа с прикрытыми глазами, кладет руку, угадав, ей прямо на живот. Его рука – горячая, сухая, в песке. Ее живот – прохладный, мокрый, с прилипшим камушком. Он находит этот камушек, выкидывает, после чего проводит пальцем от пупка до трусиков, и по ее телу пробегает дрожь. То ли место чувствительное, то ли все дело в Нем. А может, и то и другое.
И все это небрежно, спокойным жестом человека, который ни на что не намекает, просто делает то, что может сделать, потому что ты – его.
Она распадалась от любви, как картонная коробка, в которой уже не помещаются вещи.
Не было между ними суетливых объятий, спешки – словно кто-то собирается отнять у них эти мгновения, и в этой замедленности, которую не всегда выдерживала торопливая Даша, было что-то настолько притягательное, властное, взрослое, мудрое, что она разве что не плакала от того, как любит его, хочет его, растворяется в нем...
Вечером они ужинали в кафе с другом Виктора, каким-то там, как Даша его про себя обозвала, хренописателем, хотя на самом деле этот самый Олень был поэтом. И как поэта Витя его уважал. Олень притащился на бровях, голова у него была немыта, а на майке сияло радугой древнее пятно. Дашу едва не стошнило, но она искренне попыталась привыкнуть к поэту, пока этот мерзавец не приволок к ним за стол трех пьянючих девиц – и все, не придерешься, хорошенькие! Загорелые, крепкие – две блондинки, одна шатенка. Даша почувствовала себя воспитательницей в детском саду – захотелось надеть на этих прелестниц слюнявчики, чтобы... не залили кровью одежду, когда она оторвет им головы и выковыряет глазенки, которые они таращат на ЕЕ мужчину, суки!
Даша наплевала на все и ушла танцевать.
А плевала она, собственно, на то, что глаза у Вити сияли, как маяки, на которые взяли курс три утлых суднышка – эти вот местные одалиски в туфлях из «Ж»!
Если честно, у нее тоже есть туфли из «Ж». Даша как-то зашла туда и купила сразу штук двадцать разных шлепок. Но это ничего не значит! У девиц были самые безвкусные и позорные босоножки из «Ж»!
Даша танцевала. Ее угощали тем, чего она пожелает – душа желала коньяку. Вскоре Даша уже плясала у шеста – не зря же она ходила в спортклубе на аэробику с элементами стриптиза.
– Завтра пойду учиться стриптизу, – заявила Даша Вере.
Они тогда сидели у Даши за городом и разудало надирались молочными коктейлями.
– Что, макулатура твоя совсем не продается? – с сочувствием произнесла Вера. – Меняешь профессию?
Даша расхохоталась.
– Надо же чем-то мужчин прельщать! – воскликнула она. – Вот он мне: «Давай, сука, щи готовь!», а я ему: «А давай-ка я лучше стриптиз сбацаю!»
– Ну и че там надевать на стриптиз? – полюбопытствовала Вера.
– Да хрен его знает! Босоножки на каблуках и наряд женщины-кошки!
– А представляешь, если и правда, припереться туда в этих туфлях на платформе и начать раздеваться? – Вера даже разыкалась от радости.
Даша бросила на нее подозрительный вгляд.
На следующее утро они метнулись в Сокольники, купили в «Шоколадной Лилии» все, что требовалось, – костюмчик стюардессы и униформу Красной Шапки, огромные туфли, чулки – и отправились в спортклуб. Хуже всего им пришлось в раздевалке. На них так таращились, что Вера чудом не рассмеялась. Когда они вошли в зал, тренер едва чувств не лишился. А уж когда Вера, похабно виляя бедрами, принялась стаскивать кружевную блузочку, разразился скандал. Тренер бегал вокруг них с воплями: «Женщины! Вы понимаете?!», одни девицы катались по полу от смеха, другие возмущались тем, что две идиотки сорвали тренировку, а одна припадочная не обратила на них никакого внимания – продолжала танцевать, но с нее станется: она торчала в зале по шесть часов подряд.
Как школьниц, их вывели из класса и притащили к администратору – сексапильному юноше с модной стрижкой и не менее модной бородкой. Вера к тому моменту разошлась – облизывала губы, выпячивала грудь (и ведь было что выпячивать – хороший третий размер при росте сто семьдесят и весе пятьдесят четыре килограмма) и все норовила поставить ножку на стул.
В Коктебеле стриптиз имел не меньший успех – выгнувшись мостиком, Даша кружилась у шеста, пока Витя ее не оттащил, не пообещал ей еще коньяку (обманул) и не поволок домой. Даша, правда, вырвалась и потребовала купаний голышом под луной – и не просто так, а затащила его на дальний пляж, где, по ее расчетам, им бы никто не помешал, попыталась утонуть, чему несказанно обрадовалась: видимо, в ее понимании, тонуть было весело до жути.
– Что ты на меня так смотришь?! – возмутилась она, когда Витя, сидя на пляже, глядел, как она старается запихнуть мокрые ноги в узкие джинсы.
Он не ответил.
– Ты на меня смотришь так, как на сиськи этих лохушек! – добавила неугомонная Даша.
– Каких лохушек? – удивился Витя или сделал вид. – Которых Олень притащил?
– А что, были и другие? – Даша отбросила упрямые джинсы.
– Даш, ты опять?
– Что опять? – Она выхватила у него сигарету. – Просто сделай мне одолжение – в следующий раз... если он когда-нибудь наступит... так вот, когда твой милый друг с грязными рогами приведет трех сисястых мокрощелок, не надо изображать, что ты не со мной!
– Даш, б...дь, да ты че, о...ела? – Витя вскочил и уставился на нее.
– Ты мне говоришь, что я о...ела? – возмутилась Даша и опять схватилась за джинсы. – Да это ты о...ел! Ты вообще, понимаешь, что мы разговариваем как в фильме «Пьянь»? Это по-буковски, чтоб ты понимал!
Витя схватился за голову и затопал ногами.
– Я, б...дь, убью тебя сейчас! – заорал он.
– Это я тебя убью! Ты понимаешь, что делаешь? Да у тебя член, как компас – всегда показывает на какую-нибудь фригидную суку!
Витя вырвал у нее из рук джинсы и швырнул в море.
Даша бросилась на него с кулаками.
Он схватил ее в охапку и бросил вслед за джинсами.
И ушел.
Пока она отфыркивалась, вылавливала джинсы и одевалась (мокрые портки почему-то надевались лучше сухих), он исчез.
В одном кафе Даша нашла знакомых, выпила двухлитровую бутылку минеральной воды, ее стошнило, она пошла к кому-то чистить зубы, после чего бросила приятелей и плавала, пока не успокоилась, подружилась с гопниками на пляже, которые угощали ее травой, вернулась на набережную и нашла Витю. Он сидел в обществе двух хорошо одетых, а главное, чистых, мужчин, но зато с одной из сегодняшних мокрощелок и еще с тремя девицами не пойми какого розлива.
Даша была прекрасна. Майка к тому моменту тоже была мокрая (Даша так и не поняла, отчего – и только с утра вспомнила, что, пока дружила с гопниками, пролила на майку томатный сок, которым они разбавляли водку, и пыталась ее отстирать), с волос текла вода, глаза горели болезненным блеском, тушь размазалась – как пить дать, хрестоматийная утопленница.
– Я ведь люблю тебя, – нежно произнесла Даша, приблизившись к столику.
Камарилья устроилась в хорошем ресторане, обстановку которого с некоторой натяжкой даже можно было назвать интерьером.
– Кхм... – закашлялся один из мужчин.
Даша окинула девиц равнодушным взглядом, заметила, что у одного из кавалеров хорошая рубашка,
