страдать.
Это было очень и очень глупо – полюбить рок-музыканта, человека, по своей генной структуре предрасположенного к самолюбованию.
Его можно понять. Он выходит на сцену, а в зале десять тысяч пар глаз смотрят на него, как на Бога. Он и был их Богом, Витя. Не просто певцом. Что-то в нем присутствовало такое, почему все эти люди поклонялись ему. Его фанаты считались самыми отчаянными. Они бы носили его на руках – если бы не был придуман автомобиль.
И ведь не то чтобы у него был самый лучший голос или самые талантливые песни.
Все дело в его личности. Харизма, твою мать.
И рядом с ним Даша ловила себя на желании слушать, открыв рот, – он был поэт, говорил цитатами, мысли текли вином и медом, и так трудно противиться искушению стать придатком этого человека, остаться без своего «Я»...
Родной дом...
Даша видела, как за дождем светятся в кромешной мгле окна ее дачки, и умилялась. Она любила все, что имела. Она всегда сражалась за каждую пуговицу, выбирала лишь то, к чему испытывала чувства, а не просто стол с четырьмя ногами. Облюбовывала каждую отдельную плитку.
Это все ее! Она сама! Со своими руками, мозгами, душой сотворила это!.. Неувядающие ощущения.
Человек в плащ-палатке размахивал руками. Оксана?
Это действительно была Оксана, напялившая дождевик.
Захар, прослушав сообщение о том, что Даша завтра прилетает, промямлил нечто невразумительное и съехал. Оксана так ничего и не поняла.
Звонила ему днем, но он был занят.
Она даже поплакала.
Вечером зарядили дожди. Истерика, навеянная знойным ветром, остыла.
Все просто. Это ее мужчина. И он это знает.
И наконец-то это ее жизнь.
Физически мы рождаемся тогда, когда наша мать разрешается от бремени. Мы знаем эту дату, помним ее, бережем, обижаемся, если близкие забывают о дне нашего рождения. И не обращаем внимания на то, что как личности появляемся точно так же – в муках, боли, один раз – и навсегда. И то, если повезет.
С некоторыми это происходит рано – уже в детстве душа обрастает мясом и мускулатурой. Другие раскрываются в юности. У каждого свой возраст расцвета.
Некоторые ведь с пятнадцати лет выглядят на тридцать пять, а в те самые тридцать пять неожиданно молодеют, и не просто так – в их жизни происходит Событие. Если хватает сил поймать свою удачу – цепляются за нее обеими руками, и тут-то и начинают жить, нет – стареют, не успев насладиться юностью.
Иногда кажется – годы пролетели, ты и не заметил, но ты просто ждал своего часа, рождения своего «Эго».
У Оксаны была знакомая из одного глянцевого журнала – женщина как женщина, мать двоих детей, служила ответственным редактором. Должность красивая, но только на словах – ответсек был чем-то вроде хорошо оплачиваемого курьера: следил, чтобы материал отправился в верстку, чтобы фотограф не перепутал снимки, чтобы верстка вовремя получила цветопробы...
Скука и нервотрепка.
Женщина следила за собой, хорошо одевалась, но за спиной у нее были дети и муж-простофиля, который давным-давно пытался написать диссертацию, но не смог и теперь парился на службе, которая приносила ему тринадцать тысяч рублей без вычета налогов.
Муж не умел мыть посуду, не умел ходить в «Мосэнерго», считал пылесос родным братом орбитальной станции – словом, уверовал, что готовить, убирать, воспитывать детей и зарабатывать деньги во славу ему, мученику, должна женщина.
Так эта женщина и жила, пока вдруг в курилке не призналась Оксане, что разводится.
Она встретила Человека. Красивого. Женатого, с дитем, но он тоже разводится. Мужчину, которого она любит. И который любит ее. Не простой бытовой любовью – ну встретились, стали жить вместе, а той любовью, перед которой склоняются деревья и расступаются моря, любовью такой значительной, что по сравнению с ней все достижения человечества кажутся жалкой ловкостью рук, трюками уездного фокусника.
И у женщины вдруг все стало хорошо. Она ушла в рекламный отдел. Возглавила его. За пару лет побывала в Марокко, Лондоне, Иордании, Арабских Эмиратах, Кении, Амстердаме и Таиланде – а ранее каждый год, каждый отпуск она проводила на огороде у свекрови под Смоленском. Ничего вроде не изменилось: работа – дом – работа, завтрак – обед – ужин, родительское собрание – «Ашан» – мама/папа, но она стала совершенно счастливым человеком. Она нашла себя – неожиданно, случайно: «Ой, смотрите, вон она я, завалилась за диван!»
Оксане и самой уже было смешно, как она носится со своими переживаниями: бедненькая я, несчастненькая, никому-то не нужна, никто меня не любит...
Страх, который ведет нас по жизни, страх смерти, тлена, небытия – одних подстегивает, других пугает.
Но ведь те, кто прожигает жизнь – или живет полной жизнью, как это ни назови, – они ведь тоже не всегда счастливы. Стимуляторы, алкоголь, душевное истощение, опустошенность – разве все это не призраки «жизни на полную катушку»?
Ну сидела она, Оксана, на печи, как Емеля, – зато сейчас она возьмет все и сразу. Хорошо, пусть не все и не сразу, но ведь у каждого есть шанс?
Уж все лучше, чем как Микки Рурк – сегодня ты ярчайшая звезда, самый желанный мужчина, идол, а завтра – человек с классическими признаками распада личности...
Оксана не удержалась от злорадства.
Вчера она побывала в Дашином издательстве – нужно было срочно забрать рекламные материалы, слишком большие для электронной почты снимки, и ей там нашептали, будто позиции Аксеновой пошатнулись.
Конечно, она все еще в рейтингах и ее все еще читают, но мы же знаем – большой успех, тем более молодой, красивой (это, кстати, под вопросом) женщины вызывает не только умиление. Оксана не поленилась – прочитала рецензии в сетевой библиотеке: последней книгой Аксеновой недовольны.
Она если не исписалась, то близка к этому.
И Оксане даже не стыдно было за свою недобрую радость: что поделать, теперь Даша – ее конкурентка. Оксана задумала гениальную книгу. Ну, может, не гениальную – но это будет сенсация.
Девушка из отдела по связям с общественностью – своя девочка – не без наслаждения пересказала встречу редактора, бренд-менеджера и начальницы пиар-отдела, на которой обсуждали «проблему Аксеновой».
В издательстве Даша всех достала.
Может, и правда, это не тщеславие, а продуманная стратегия, но когда автор устраивает скандал, потому что Донцова, к примеру, на ярмарке – в субботу, а Даша – в пятницу, в будний день, это не может не утомлять.
Даша ругалась со всеми: с художниками, фотографами, редакторами – ее вечно все не устраивало, она утверждала, что все, кроме нее, – тупые, у них нет ни вкуса, ни чутья...
Не то чтобы ее считали истеричкой, но вот стервой – сто процентов, причем не просто стервой, а стервой, которая знает свою силу, понимает собственное влияние.
«Это образ», – утверждала Даша, но ведь она сама его выбрала, и, скорее всего, в этом образе больше настоящего, чем вымышленного.
Даше нравилось быть сукой – за что ее и не любили.
Оксана заглянула в гостиную – и Даша тут же заныла:
– Оксанчик, сделай мне чаю, я вся холодная как лягуха...
Она сделала Даше чай и только собралась уйти к себе, как зазвонил телефон.
– Оксан, привет, это Захар!
