И Николаева направилась к двери.
– Вовочка, иди сюда! – позвала она.
Мальчик лет двенадцати в сером бумажном костюмчике стандартного покроя и начищенных до блеска уже не новых полуботинках робко перешагнул порог. Николаева, направляя его вперед, повела к столу Чистова.
– Этот дядя, Вовочка, хочет с тобой познакомиться.
Чистов заговорил с мальчиком. Мария Андреевна с нескрываемым любопытством прислушивалась к каждому слову ребенка. Разглядывая мальчика, она думала и о своем сыне: «Чистенький, даже ушки блестят… и чубчик беленький, как у моего Вадика. Как, наверное, тебя ищет мама!»
– Получается, что ты убежал из детского дома, чтобы отыскать свою маму, – подытожил сказанное мальчиком Чистов. – Где же ты потерял ее?
– Мы когда ехали, – уже смелее заговорил Вова, – наш поезд стали фашисты догонять. Тогда машинист затормозил, и они сперва пролетели. Потом поезд остановился, и все побежали прятаться в лес. Мы с мамой тоже побежали. Потом фашисты вернулись и давай бомбы бросать… Вагоны загорелись, а когда вагоны потушили и все начали садиться в которые не сгорели, было очень тесно и с чемоданами не пускали. А мама не хотела чемодан бросать. Меня какая-то тетя подсадила на подножку, а потом я сам залез, а мама осталась. Там еще много людей осталось…
– А отец у тебя есть? – поинтересовался Чистов.
– Папа, еще когда мы с мамой уезжали, в Минске остался: ему нельзя было уезжать, он на заводе работал.
– Ну что ж, Вова, будем искать твоих родителей, – пообещал Чистов. А пока ты решил у Анны Сергеевны жить?
– И у бабушки, – добавил мальчик. – Она мне даже костюм постирала. – Смотрите, какой он чистый стал.
Чистов еще не успел выдать Вове хлебные талоны, как в комнату вошел новый посетитель.
– Разрешить, пожалоста!
Саянов, возмущенный этим вторжением, резко повернулся к вошедшему, но тут же и притих. Смуглолицый солдат с изуродованным правым ухом и рубцом на щеке, тот самый сосед Саянова по вагону, что расспрашивал ефрейтора о детдоме, теперь стоял рядом и разговаривал с Чистовым как со старым знакомым.
– Вы приехали, товарищ Мунтян, а я вам ответил, – будто в оправдание говорил Чистов.
– Дожидался бумагу – нету, отец сказал – ехать надо, самому дочку искать надо.
– Анна Сергеевна, – остановил Николаеву Чистов. – У вас хорошая память, может быть, вы поможете нам с товарищем Мунтяном отыскать его дочку. По всем данным девочка должна находиться в одном из детских домов нашей области, но вот у меня все ответы: Тамарочки Мунтян нет.
– Вовочка, пойди, там меня обожди. Николаева проводила мальчика в соседнюю комнату.
Лицо молодого отца оживилось, и он обратился к женщине:
– Пожалоста, вспоминай! Тамарочка Мунтян, бутылком разбитая ручка разрезал. Вот так ладошка, – и он указал на собственный рубец на правой щеке.
– Девочке в 1944 году было два года. Возможно, что она своей фамилии и не знала, – пояснил Чистов. – Жена товарища Мунтяна выехала с ребенком в Одессу, заболела…
– Помер жена. Больница написал – жена помер, а дочка Тамарочка больница ничего не писал.
Николаева озадаченно посмотрела на Мунтяна.
– Возможно ребенка удочерили, – подсказал Чистов, – но я никаких следов не нахожу.
– А если, действительно, у девочки уже есть приемные родители? Что же вы тогда, Алексей Яковлевич, намерены делать?
– Это зависит от отца.
И Чистов посмотрел на Мунтяна.
– Скажи, где дочка? Пожалоста, скажи, Тамарочка домой ехать будет. Дедушка, бабушка дома есть…
– Сейчас вам ничего не могу сказать, – отозвалась Николаева. – Вот посмотрю свои записи, подумаю, возможно, вспомню. Я зайду к вам, Алексей Яковлевич.
– Зайди, если сможешь, сегодня, – попросил Чистов. – Пороемся еще тут, в архивах…
– Хорошо, – ответила женщина и поспешила к выходу.
Пока Чистов и Мунтян договаривались о новой встрече, Саянов, утомленный ожиданием и раздираемый противоречивыми чувствами, подошел к открытому окну, выходившему на зеленую улицу с чистой, напоминающей паркет мостовой и молодыми акациями.
Отсюда он мог видеть сына, который, присев на край тротуара, что-то усердно приколачивал камнем. Малыш в синих трусиках и белой панаме, склонившись над Вадиком и заслонив его от отцовского взгляда, терпеливо дожидался окончания ремонта своей игрушки.
Вот малыш выпрямился и отступил, и Вадик, починив игрушечный автомобиль, начал проверять его в действии. Как добросовестный мастер, он еще раз потрогал прибитое колесико и проверил остальные, затем, вручая «машину» хозяину, с деловитостью старшего принялся объяснять ребенку, как надо пользоваться игрушкой, чтобы она больше не ломалась.
