Они дошли до конца квартала, и Саянов предложил повернуть обратно.
– Мы с женой прожили семнадцать лет, – снова заговорил Истомин. – У нас двое детей. Сыну скоро пятнадцать, а дочурке семь…
Майор достал портсигар и, предложив папиросу Саянову, закурил.
– Вот уже два года, как отовсюду, куда я только не обращался, получаю ответ: «погибли». А я не верю. Глупо, упрямо не хочу верить, что их нет на свете. Всего неделю назад получил еще один ответ, из райисполкома. Говорят, что чувство интуиции присуще преимущественно женщинам, но, видимо, оно свойственно и нам, мужчинам.
Саянову вспомнилась первая встреча с майором и его загадочные слова: «Счастливый вы человек!» «В самом деле, какое счастье, что мои живы! Ведь они тоже могли бы погибнуть в Ленинграде – не от бомб, так от голода. Как хорошо, что их вывезли». Саянову вспомнилось, что жена и сын ждут его в Одессе.
Он уже послал им после болезни ответные письма, обещал приехать, но медлил, безо всяких причин он оттягивал эту встречуs будто выжидал что-то.
– Между прочим, товарищ капитан-лейтенант, на вас мне жаловались!
– Кто? – удивился Саянов.
– Людмила Георгиевна Второва. Вы что это в стационаре буянили…
– Я буянил? – удивился Саянов.
– Почти. Разве это не буянство, если врач требует лежать, а пациент срывается с койки? Как вы думаете?
Саянов понял шутку и догадливо улыбнулся. Но имя женщины, названное вдруг, заставило его задуматься. Давно его интересовали отношения Второвой и Истомина. «Не зря он вспомнил это», – подумал Саянов. Он уже готов был сам заговорить о враче, но майор перебил:
– Я полагаю, что все происходило от того, что вы рветесь в Одессу. Конечно, где тут улежишь! Когда едете?
– На днях, – неохотно ответил Саянов.
– А как с квартирой?
– В том-то и беда, что квартиры нет. Искал частную, тоже пока нет. Придется, пожалуй, оставить их до лета в Одессе.
– Никогда бы не оставил! – сказал майор. – Если бы мои нашлись, дня не жил с ними врозь. В крайнем случае поселил бы их у себя в кабинете.
Вернувшись из Одессы, куда он выехал вскоре после ночного разговора с Истоминым, Саянов старался думать о жене и сыне, но между ними становилась Людмила.
Он уже ясно понимал, почему долгожданная встреча с семьей получилась не такой счастливой, какой она представлялась совсем недавно. Он не искал встреч с Второвой, но однажды, увидев ее на лекции в Доме офицеров, по-мальчишески неразумно покорился своему влечению. Он навязал себя в провожатые и в полушутливой форме высказал ей все, что мучило его, что не давало покоя.
Был ранний вечер, когда они свернули на тропинку, что вела к низенькому домику с живой изгородью из кустов и плетей дикого виноградника, оголенных и прозрачных. Чудом уцелевший от бомбежек, этот домик стоял среди развалин бывшей улицы. Свежий ветер привольно гулял здесь, как в открытом поле.
– Вам не холодно? – спросил Саянов, когда, поправляя сбившийся с головы белый шерстяной платок, Второва прятала раскрасневшее ся лицо в воротник кротовой шубки.
– Нет, я одета тепло, – ответила она. – Да и какой ветер доберется ко мне, когда на ею пути такой великан!
Польщенный похвалой, Саянов старался теперь всякий раз заслонить собой Людмилу Георгиевну от ветра. Они подходили к калитке и поворачивали от нее обратно. О многом переговорили они в этот вечер, многое узнали друг о Друге.
– Пора по домам, – остановившись, напомнила Второва, когда запел хозяйкин петух.
– Людмила Георгиевна, – несколько задержав ее, серьезно сказал Саянов. – Не кажется ли вам, что эта дорожка свела нас не случайно?
Второва вздрогнула, как от испуга, но, тут же овладев собой, дружески протянула ему руку:
– Я, кажется, уже мерзну. До свидания, Николай Николаевич.
15
Все эти месяцы Саянов жил, как во сне. Самодовольный и беспечный, он будто торопился наверстать упущенное в своей суровой юности. Казалось, в это время он забыл обо всем на свете, а мир его забот и радостей ограничился Людмилой. Даже работа при штабе не тяготила его, как было это вначале, и он уже не спешил перейти на корабль.
По-прежнему занимая номер в гостинице, он появлялся в нем так редко, что администрация не постеснялась попросить его освободить комнату. Это было первым напоминанием о том, что жизнь немилосердно вторгается в его счастливый сон и пробуждение неизбежно.
Саянов не считал нужным скрывать свои отношения с Второвой. Его огорчению не было предела, когда он замечал, что Людмила робеет под осуждающими взглядами знакомых и сослуживцев и всячески избегает бывать с ним в Доме офицеров.
Сам Николай Николаевич испытывал необъяснимое беспокойство лишь перед одним человеком – майором Истоминым. Он избегал с ним встреч, а если они случались, стремился поскорее уйти от Истомина.
Но однажды майор позвонил ему и, добродушно осведомившись о здоровье, пригласил зайти.
