простоватое лицо, пышные модные бакенбарды. На загорелом дочерна, как и у Авинеля, подбородке и левой щеке бороздился неглубокий шрам. Куртка вошедшего пестрела заплатами, а на жилете просматривался длинный, недавно наложенный шов. Лишь трехцветная перевязь казалась сравнительно новой. Бряцающая, неуместная на корабле сабля дополняла образ сухопутного вояки.
Незнакомец скептически окинул взглядом связанных матросов и гайдуков, повисшего на руках солдат Потемкина.
– Это – работа? А я думал, увлечение. Островитяне это еще называют хобби…
Авинель обиженно засопел.
Потемкин попробовал привлечь внимание.
– Я могу рассказать много интересного.
Лейтенант замахнулся для нового удара, но его руку удержала ладонь незнакомца.
– Неужели? – вошедший офицер нагнулся к напрягшемуся Алексу. – И что же ты хочешь поведать, моряк? Цены на сардины?
– О флоте русских и турок, о сражениях в Италии, о битве при Нови!
Незнакомец хмыкнул:
– О Нови? Бедняга Жубер! Эта история поросла пылью, турок.
– Тогда о битве при Мангейме! И я не турок!
Офицер распахнул рубашку Потемкина, кончиками пальцев взял с груди крестик.
– Православный?
– Грек! – зачем-то соврал парень. И тут же спохватился. – Этнический! А так – из Бока-ди-Каттаро.
На слово «этнический» француз удивленно поднял брови, хмыкнул.
– Грек на корабле… Корсар или контрабандист?
Потемкин пожал плечами.
Француз еще раз ухмыльнулся и сделал знак державшим пленника солдатам.
– Ну что же… Пойдем, грек! Патрон соскучился по новостям из Европы.
Под давящим, тяжелым взглядом Авинеля Алекс поплелся за покинувшим комнату незнакомцем.
8
В проходе было тесно – ящики, тюки, люди. Французские солдаты толпились везде.
Чтобы Алекс не отстал, топающие за спиной охранники награждали его поощрительными пинками. Ни о каких правах человека воины первой республиканской армии и не задумывались.
Промелькнула палуба, вход, узкие коридоры. Перед инкрустированной дверью в капитанскую каюту Потемкина остановили. Десяток заросших патлатых ветеранов быстро прощупали каждый сантиметр тела, проверили пояс и сапоги, прочесали волосы.
Незнакомый офицер уже крикнул из-за двери, какого там они мешкают, когда Алекса, наконец, впихнули внутрь.
Потемкин вылетел на середину комнаты. Встал, отряхнулся, огляделся. Веревки давно натерли руки, но после турецкого плена на такое он старался не обращать внимание.
За спиной ровно дышали охранники.
Места в каюте было немного. Стол, широкий и заваленный картами, секретер, платяной шкаф в углу, вешалка для плащей и шляп. И пяток табуретов и полукресел, на которых сейчас разместились хозяева корабля.
Посередине находился несомненно главарь. Среднего роста, черноволосый, он выделялся среди других длинноволосых республиканских военных, набившихся в каюту, явно наметившимися проплешинами и полным отсутствием регалий на груди. Лишенные золотой вышивки старой аристократии, новые хозяева Франции стремились украсить себя золотом наград. У большинства собравшихся военачальников на груди пестрели кресты, бляхи и медали на лентах. У этого не было ничего. Только потертый военный сюртук, из- под которого выглядывала несвежая рубашка, и трехцветный генеральский пояс.
На живом лице выделялись глаза и властный подбородок. Алекс сглотнул пересохшим горлом. Если бы не рост, он принял бы этого француза за будущего императора. Полное сходство… Только Наполеон был… есть пониже… Или все же..?
Алекс всмотрелся.
Гул в комнате стих. Французский генерал рассматривал пленника, тот – его. Первым не выдержал француз.
– Ты – грек?
Алекс кивнул.
– Бьен, хорошо… Ты был в Неаполе?
– Но, мессир.
«Он или не он?»
– Если он не был в Неаполе, на кой черт, Жок,[69] ты его притянул сюда?
Гусар, приведший Потемкина, вальяжно развалился в полукресле. На реплику патрона он хмыкнул и ткнул прихваченным кубком в пленника.
– Спокойно, Бони… Расскажи нам то, о чем трепался мне, грек.
Потемкин выдохнул: «Выноси, нелегкая! Это точно Наполеон! Вот так сплавал в Неаполь!»
«Что там Белли плел о сражениях?»
– В Европе войска эрцгерцога Карла побили вас при Мангейме.[70] На счастье, генерал Массена[71] успел вовремя. Его полки отбросили австрийцев и гонят русских и австрияк под Цюрих. Говорят, сам Суворов бежал.[72] Впрочем, вся северная Италия пока за ними.
Французы переглянулись. Показалось, или по лицу главного пробежало облачко досады?
– Что там с английским флотом? И с русским?
– Британцы блокируют Геную. Это точно… И сторожат проходы у Сицилии и Мальты. Русские – у острова Корфу и где-то тут.
Снова нерадостное сопение.
– Еще новости?
Алекс напрягал память. Что еще?
– Брюн,[73] генерал ваш, англичан и русских погонял на севере, в Голландии.
– Брюн перешел в наступление?
– Не знаю.
Бонапарт подвинул стул поближе.
– Макдональд[74] держится?
«Так вроде звали французского генерала, осажденного в Генуе?» Алекс неуверенно кивнул. По комнате пробежал вздох облегчения.
– Periculum in mora![75] К черту промедление! – Наполеон повернулся к капитану судна, чертившего на карте замысловатые маршруты. – Я нужен в Париже, а болтаюсь тут! Как…
Он подбирал нужное сравнение, но, отчаявшись, лишь махнул рукой.
Сбоку подскочил молоденький темнокожий слуга. За его поясом блестел внушительный ятаган.
– Мессир гневается?
– Уйди, Рустам![76]
Бонапарт схватился за голову.
– Я вот слышал, что русские выслали флот к Мальте, и огибать Сицилию с Запада нынче опасней, чем идти напрямик… Ты говоришь, что их там нет. Но и около Неаполя, по твоим словам, свободно. Так что, вроде, риск одинаков? – тяжелый испытывающий взгляд сдирал с пленника кожу, выворачивал душу, пробовал заглянуть в сердце.
Потемкин сжал зубы. Поклясться? Обещать? А если увидят парус и повесят тут же?!
– Я слышал, что основные силы на севере, но за каждый ялик не могу поручиться… – дипломатично выкрутился он. – Но, в любом случае, там свободней, чем в проливе между Италией и Сицилией. Слишком
