снес в расщелину и пушку и обслугу.
– Что-то задумали, – поделился соображениями Георгий.
Пришлось согласиться. Противник затаился не к добру. Или пробуют пробраться через расщелины, или лезут через горную кручу. Других путей вниз у них нет.
Оказалось, что есть.
Через час ожидания под теплым солнцем, когда гайдуки понемногу уверились, что османы решили дождаться ночи, со стороны разрушенных казарм затрещали ружья. Причем, хаос явно разрежали залпы. Начался штурм.
Слать подмогу не решились. Нас и так мало, да и не успеют уже. Лишь перебросили с дороги чету Ягоша и несколько артиллеристов – укрепили подход из города.
Ждем.
Через двадцать минут, когда стрельба начала приближаться к нам, внизу шандарахнуло – на воздух взлетело хранилище портовых батарей. Чуть погодя, перед воротами появились юнаки Харистеаса. Самого арамбаши не видно.
Они вбегают во двор один за другим, некоторые окровавлены, но почти все с оружием в руках. Значит, до паники дело не дошло.
Трескотня выстрелов приближается. Вот и сам атаман – он прикрывает отход. Рядом с наряженным в белую рубаху арамбаши десяток сохранивших рассудок гайдуков. Они раз за разом останавливаются, дожидаются подходящих турок, дают залп и тут же бегут дальше. Нехитрая тактика, но людей сберечь она помогла.
Я навожу пушки на изгиб улицы, прикидывая, как далеко Харистеас оторвался от преследователей. Только толпы янычар, влетевших в цитадель на плечах юнаков, нам не хватало. Ягош не тушуется – снимает половину своих головорезов и с грозным воем устремляется навстречу врагу. Дым от выстрелов заволакивает узкую улочку. Турки не видят толком картину боя и предпочитают отойти. Передышка – не более минуты, но за это время всех живых и раненых юнаков утаскивают за стены.
Харистеас страшно зол. Из потока мата успеваю ухватить то, как турки ворвались в город. Пока над головами портовых бастионов мы уничтожали кавалерию, юнаки внизу окончательно уверились, что османы к ним если и подберутся, то только с гор. Сам арамбаши снял пару заслонов и услал людей следить за глубокими балками, подходящими под стены города от скал. Те, кто остался при пушках, наблюдали за шебеками, так и не ушедшими из бухты.
А десант пробрался вдоль берега – на мелких рыбацких баркасах и фелуках. Причем, не провинциальные секбаны, а прибывшие с дахием янычары, наиболее грозная часть турецкого воинства.
Когда по форту ударили залпы, юнаки дрогнули. Большая часть бросилась вверх, к цитадели Кровавой башни, но некоторые по привычке устремились в горы. Турки выловили их и порубали саблями на куски.
Оставшись с десятком самых стойких, Харистеас не стал ложиться костьми на стенах форта.
Теперь мы были полностью окружены.
6
Турки дважды присылали парламентеров, но гайдуки выстрелами загоняли их обратно в теснину улиц. Тяжелые пушки с форта сюда не дотянуть, а легкие еще надо где-то взять. Штурмовать же пехотой в лоб османы побаивались. Слишком уж крутая гора перед башней и единственным входом, слишком узок и извилист подход к воротам.
Мы ждали подкреплений, они – артиллерии.
Впрочем, разок горячие восточные ребята все же рискнули.
Через час после начала осады все окрестные дома окутались дымами выстрелов. Одновременно на дороге, из-за скалы, выскочило сотни две стрелков. Плотность огня была так высока, что непривычные к окопным войнам юнаки даже носа из амбразур не казали.
Под таким прикрытием к воротам бросился десяток полуголых безумцев с двумя бочонками. Видимо, рассчитывали взорвать вход и под дымной завесой ворваться внутрь.
Я дал им добежать до стены, а потом снес одним выстрелом тюфяка, специально установленной пушки для стрельбы картечью вдоль стен. Ворота стерегли сразу три такие малышки. Османы понадеялись, что гайдуки не догадаются о предназначении этих уродливых старинных образин. Они ошиблись.
Больше попыток штурма не было.
Пехота, оставшаяся на дороге, ушла обратно к побережью, где их уже дожидалась пестрая масса рыбацких лодок. Уверен, что за скалой турки оставили заслон. Но проверять это будем вряд ли.
Чем ближе сумерки, тем тревожней на душе. Волнуются рядовые гайдуки, нервничают атаманы. С каждым часом растет сила турок. Если ночью они пойдут на штурм, то мы не выстоим.
На меня уже зло косятся и недвусмысленно цедят через сжатые зубы скупые горские угрозы. Арамбаши пока хранят молчание, но тоже поглядывает с неодобрением. Ждут.
Когда взгляды становятся слишком навязчивыми и давят на психику, я улыбаюсь. Этот прием меня не подводит. При виде оскала даже у самых буйных пропадает желание лезть на рожон.
На всякий случай засунул за пояс еще пару пистолей.
Стою у глухой стены, спиной к камню. Почувствовав напряжение, вокруг собрались десятка полтора ребят из четы брата, теперь, видимо, моей. В стане пробежала искра недоверия, которая может превратиться в пламя.
Старательно делаю вид, что все идет так, как надо. Не могу же я сказать, что перед операцией слил через три скользких источника сведения о том, что мы готовим совместный рейд на побережье. Пускал я дезу через тех, в ком не был уверен: Жеврич и два арамбаши (один из них, кстати, как раз и сбежал). Каждый не внушал особого доверия, любой из них мог оказаться предателем, поэтому при разговорах я упоминал разные города. Про Котор сказал лишь главе тайной полиции. Так что перяников сегодня мы вряд ли дождемся.
Не хотелось бы ошибиться еще и в Белли.
Так что когда в бухту вошел красавец фрегат под Андреевским флагом, мое сердце ощутимо екнуло – получилось!
Турки, приметив флаг, поначалу не обратили внимания на корабль. Россия вышла из войны с французами, но так и не расторгла договора с Портой. Номинально, по крайней мере. Фрегат без всякого сопротивления миновал узкий проливчик, дошел до первой из шебек и… разрядил в нее весь усыпанный пушками борт. Мелкую турецкую посудину разнесло в щепы.
Фрегат тут же заложил налево и пушками правого борта начал крушить форт. Портовые батареи были без топчу, турецких артиллеристов, и пороха (Харистеас, уходя, взорвал склад). Ответного огня бастионы так и не открыли.
Вторая шебека, уже стоявшая на якорях и выгружавшая десант, начала спешно сниматься, но времени ей на это русский капитан не дал. Поворот… И залп левого борта сметает в море мачты, людей, дырявит борта. Турки прыгают в море, плывут к близкому берегу под пулями высыпавших на палубу матросов фрегата. Шебека огрызнулась выстрелами двух легких носовых пушечек, но это не отсрочило бесславный конец. Второй залп отправил ее на дно. Через двадцать минут с начала боя в бухте порта властвовал новый хозяин.
Из-за крепостных стен послышался вой. Те, кто недавно был на пороге победы, оказались между двух огней. Османы вскакивали на крышах и дворах, потрясали саблями, выкрикивая одно проклятие за другим.
Я махнул рукой, рявкнули две пушки. Второй этаж ближайшего к крепости жилого дома, разлетелся. Тут же бухнули третья и четвертая из давно наведенных на цели орудий. Очередной дом превратился в груду развалин. Прятавшиеся в закоулках янычары прыснули из зданий и от стен, как испуганные тараканы. Они выскакивали на дорогу прямо под пули радостно улюлюкавших гайдуков.
От фрегата отчалили шлюпки десанта.
Юнаки не удержались – бросились на турок. Османы, зажатые между бастионами порта, расстреливаемого фрегатом, и пушками цитадели, крошившими город, дрогнули. Много войск в Херцег-Нови перебросить еще не успели, так что воевать на две стороны у них явно не хватало силенок. Да и паника – такая вещь: один крикнет, второй подхватит, и вот уже перед врагом не стройные ряды, готовые побеждать и умирать, а блеющая и желающая забиться под веник стая крыс.
