Тут он понял, что угодил впросак. Интересно, что я умею делать лучше всех?
— Управлять мотоциклом? — галантно подсказал я.
Умре улыбнулся:
— Как скажете.
Он снова сел на диван. На этот раз в отдалении от меня.
— Товар, с которым я имею дело, требует несколько более утонченного подхода, чем реклама в женском журнале. Если вы, к примеру, изобрели новую мышеловку, то и рекламируете вы ее как новую мышеловку. С другой стороны… — Он вытянул руку и уставился на тыльную сторону ладони. — С другой стороны, если вам нужно продать змееловку, то ваша первая задача — доказать, что змеи — это плохо. И их надо отлавливать. Вы понимаете, о чем я? А уже позже, гораздо позже, вы демонстрируете свой товар. Логично? Он терпеливо улыбнулся.
— Итак, — сказал я, — вы собираетесь профинансировать некую террористическую акцию, чтобы ваша игрушка появилась в вечерних новостях. Я это знаю. И Расти знает, что я это знаю.
Я взглянул на часы, изображая, будто через десять минут у меня встреча со следующим торговцем оружием. Но Умре был не из тех, кого можно подгонять или, наоборот, притормаживать.
— Именно это, в сущности, я и собираюсь сделать, — подтвердил он.
— Ну и какова же во всем этом моя роль? После того как вы мне все выложили, что, по-вашему, я должен делать с этой информацией? Записать в свой ежедневник? Сложить об этом песню? Что?
Секунду Умре смотрел мне прямо в глаза, а затем глубоко вдохнул и медленно и осторожно выдохнул через нос. Этот человек в свое время явно брал уроки правильного дыхания.
— Вы, мистер Лэнг, и проведете для нас эту террористическую акцию, — сказал он.
Пауза. Долгая пауза. С головой что-то неладное. Стены огромной комнаты словно сжимаются внутрь и тут же выстреливают обратно, заставляя меня почувствовать себя еще мельче, еще ничтожнее.
— Ага, — пробормотал я.
Еще пауза. Запах рыбных палочек все сильнее.
— А мое мнение случайно спросить не забыли? — прохрипел я. Гортань почему-то отказывалась повиноваться. — А что, если, чисто гипотетически, я отвечу: «А не пошли бы вы в жопу со всеми вашими дружками»? Чего мне ждать в этом случае? По нынешним ценам?
Теперь пришел черед Умре смотреть на часы. Казалось, ему вдруг стало невыносимо скучно. Он больше не улыбался.
— Это, мистер Лэнг, не та альтернатива, на обдумывание которой вам стоит тратить свое время. Таково мое глубокое убеждение.
Я почувствовал холодок в области шеи и быстро обернулся: в дверях стояли Барнс с Майком Лукасом. Барнс выглядел расслабленным. Майк — нет. Умре кивнул им. Американцы подошли к нам и встали по разные стороны дивана. Лицом ко мне. Умре не глядя протянул руку к Майку, ладонью вверх.
Откинув полу пиджака, тот вытащил пистолет. «Штаер», кажется. 9 мм. Хотя это и неважно. Аккуратно вложив пистолет в руку Умре, Майк взглянул на меня. Глаза его расширились, адресуя мне некое важное послание, расшифровать которое я был не в силах.
— Мистер Лэнг, вам нужно поразмыслить о безопасности двух человек. О вашей собственной, естественно, и о безопасности мисс Вульф. Мне неведомо, какое значение вы уделяете собственной безопасности, но полагаю, что, будучи джентльменом, вы непременно озаботитесь безопасностью девушки. И я хотел бы, чтобы вы озаботились очень серьезно. — На лице Умре вдруг заиграла широкая улыбка, словно худшее было уже позади. — Но я, конечно же, не жду, что вы сделаете это без какого-либо толчка извне.
Умре взвел курок и посмотрел на меня, горделиво вскинув красивую голову. Пальцы его непринужденно обхватывали пистолет. Мои ладони вмиг вспотели, в горле вообще творилось черт-те что. Я ждал. А что мне еще оставалось?
Секунду-другую Умре словно оценивал меня взглядом. А затем вскинул руку, вдавил ствол в шею Майка и дважды выстрелил.
Это произошло столь быстро, столь неожиданно и было столь абсурдно, что я чуть не расхохотался. Только что передо мной стояло три человека. Пиф-паф — и вот теперь осталось только двое. Это и в самом деле было смешно.
В штанах вдруг стало мокро. Немного. Но ощутимо.
Я сморгнул. Умре уже успел передать пистолет Барнсу, и тот подавал знаки кому-то у двери, у меня за спиной.
— Зачем он это сделал? Зачем вообще делать такие страшные вещи?
Я думал, что это мой голос, но это был голос Умре. Тихий, спокойный, полный самообладания.
— Это было ужасно, мистер Лэнг. Ужасно. Ужасно потому, что для этого не было никаких причин. А ведь мы всегда пытаемся найти причину смерти. Разве не так?
Я поднял глаза, но взгляд не фокусировался. Лицо Умре плыло, то появляясь, то исчезая — как и его голос, который одновременно звучал и у меня в ухе, и за сотню миль отсюда.
— Или давайте скажем по-другому. Хотя у паренька и не было никаких причин умирать, зато у меня имелась причина убить его. По-моему, так уже лучше. Я убил его, мистер Лэнг, только для того, чтобы продемонстрировать вам одну вещь. Всего одну. — Он сделал паузу. — Показать, что я могу это сделать.
Он глянул вниз, на тело Майка.
Зрелище было хуже некуда. Раскаленная ударная волна обезобразила рану, обугленная плоть вздулась и почернела. Я отвел глаза, не в силах смотреть на это.
— Вы понимаете, что я говорю? — Умре чуть наклонился вперед. — Этот человек был аккредитованным американским дипломатом, служащим Государственного департамента США. У него наверняка были друзья, жена, — возможно, даже дети. Естественно, такой человек не мог бы исчезнуть бесследно, правда? Вот так вот взять — и испариться?
У моих ног уже суетились какие-то люди, оттаскивая тело Майка Лукаса.
Я с усилием заставил себя вслушаться в то, что говорил Умре.
— Мистер Лэнг, взгляните правде в глаза. А правда состоит в том, что если я захочу, чтобы человек исчез, то так оно и произойдет. Я могу пристрелить человека прямо у себя в доме, и он истечет кровью на моем ковре потому, что я так хочу. И никто, слышите, никто меня не остановит. Ни полиция, ни тайные агенты, ни друзья мистера Лукаса. И уж конечно же, не вы. Вы слышите меня?
Я поднял на него глаза. Теперь я видел его лицо гораздо четче. Черные глаза. Лоск.
Умре поправил галстук.
— Что ж, мистер Лэнг, надеюсь, теперь у вас есть причина задуматься о безопасности мисс Вульф?
Я молча кивнул.
Они отвезли меня, придавленного к коврику «дипломата», обратно в Лондон и вытряхнули из машины где-то к югу от Темзы.
Я прошел по мосту Ватерлоо и побрел вдоль Стрэнда, то и дело останавливаясь и изредка опуская монеты в руки восемнадцатилетних попрошаек. Мне так хотелось, чтобы этот отрезок реальности оказался сном. Господи, никогда мне так не хотелось, чтобы явь оказалась сном.
Майк Лукас сказал, чтобы я был осторожен. Он рисковал, говоря мне это. Мы не были знакомы, и я не просил его идти на риск ради меня, но он все равно пошел, поскольку был профессионалом и достойным человеком, которому не нравилась та трясина, в которую он угодил. И он не хотел, чтобы она затянула и меня тоже.
Пиф-паф.
Обратной дороги нет. И мир не остановился.
Мне было жалко себя. Жалко Майка Лукаса — да и попрошаек тоже жалко. Но больше всех — самого себя, и с этим пора было кончать. Я повернул домой.
