— Меня зовут не Артур, — сказал я, тяжело опускаясь на стул.
Его голова резко дернулась в мою сторону и так же резко вернулась обратно.
— Черт!
Филип тряхнул манжетой, затем прокричал в открытую дверь:
— Джейн, дорогуша, принеси, пожалуйста, салфетку!
Он рассматривал кляксу из кофе, молока и размокшего печенья у себя на рукаве. «Да и хрен с ним!» — похоже, решил Филип.
— Простите… Так о чем вы говорили?
Филип осторожно обогнул меня, норовя укрыться за письменным столом. Он сел — очень-очень медленно. То ли потому, что мучился геморроем, то ли опасаясь подвоха с моей стороны. Я улыбнулся, давая понять, что у него геморрой.
— Меня зовут не Артур, — повторил я еще раз.
В кабинете повисло молчание, и тысячи возможных ответов загрохотали в мозгу Филипа, проносясь в его глазах как в окошках игрального автомата.
— О?! — выдал он наконец.
Два лимона и гроздь вишен. Нажмите «рестарт».
— Боюсь, в тот день Ронни солгала вам, — сказал я извиняющимся тоном.
Филип отклонился назад. На лице его застыла невозмутимая, любезная улыбка. «Что бы вы ни сказали — я останусь такой же».
— Неужели? — Пауза. — Как это гадко с ее стороны.
— Вы должны понять: между нами ничего не было. — Я сделал паузу, длительностью ровно в три эти слова, и выдал кульминацию: — На тот момент.
Филип вздрогнул. Заметно.
Само собой, это было заметно. Иначе я бы этого не заметил. То есть я хочу сказать, он не просто вздрогнул, он подпрыгнул — наверняка удовлетворив любого арбитра по вздрагиваниям.
Опустив взгляд на свои подтяжки, Филип заскоблил ногтем медную застежку.
— На тот момент. Понимаю. — Он посмотрел на меня. — Мне очень жаль, но прежде чем мы продолжим нашу беседу, я вынужден спросить ваше настоящее имя. Я имею в виду, если вы не Артур Коллинз…
Он замер, в отчаянии и панике, но не желая этого показывать. По крайней мере, мне.
— Меня зовут Лэнг. Томас Лэнг. И я сразу хочу сказать, что прекрасно понимаю, какой это для вас шок.
Он отмахнулся от моих неумелых извинений и впился зубами в свой кулак.
Пять минут спустя — Филип все еще терзал кулак — открылась дверь и на пороге возникли секретарша с кухонным полотенцем и Ронни.
Обе женщины застыли в дверях, изумленно хлопая ресницами. Разумеется, мы с Филипом моментально вскочили со стульев и тоже изумленно захлопали ресницами. Будь вы кинорежиссером, точно сломали бы голову, решая, куда поставить камеру. Ронни оказалась первой, кто нарушил немую сцену с персонажами, извивающимися в одном и том же социальном аду.
— Дорогой, — воскликнула она.
Дурачина Филип тут же шагнул ей навстречу.
Однако Ронни устремилась к моей стороне стола, и бедолаге Филипу пришлось изображать некий неопределенный жест, обращенный к секретарше Джейн: мол, вон как все получилось с кофе, и вон как с печеньем, и тебе не трудно побыть умничкой и все такое?
К тому времени, когда он закончил с пантомимой и повернулся к нам, Ронни уже давила меня в страстных объятиях. Я отвечал ей тем же — сообразно обстоятельствам и потому, что мне и самому того хотелось. От Ронни очень приятно пахло.
Немного погодя она чуть ослабила хватку, слегка отстранилась и заглянула мне в глаза. Мне даже показалось, что я увидел слезы, — похоже, она со мной не играла. Затем Ронни повернулась к Филипу:
— Филип… ну, я не знаю, что сказать.
Собственно, это почти все, что она сумела выдавить.
Филип поскреб загривок, покраснел — и вернулся к кофейному пятну на манжете. Истинный англичанин.
— Спасибо, Джейн. Оставь нас, пожалуйста, хорошо?
Он говорил, не поднимая глаз. Для ушек Джейн его слова стали настоящей музыкой, и она стремительно ретировалась. Филип изобразил некое подобие галантной улыбки:
— Итак?
— Да, — сказал я. — Итак. — Я улыбнулся ему в ответ. Такой же неуклюже-галантной улыбкой. — Собственно, это все. Мне очень жаль, Филип…
Мы простояли так втроем еще, наверное, целую вечность, словно ожидая, пока из суфлерской будки не прошепчут следующую реплику. Наконец Ронни повернулась ко мне. Ее глаза подсказывали: «Давай, сейчас самое время».
Я глубоко вздохнул.
— Кстати. — Я отцепился от Ронни и шагнул к столу. — Не мог бы я попросить вас… ну… об одной услуге?
Филип выглядел так, словно я только что уронил на него пятиэтажный дом.
— Услуге?
Видно было, что ему ужасно хочется взорваться и сейчас он мысленно взвешивает все «за» и «против».
Ронни неодобрительно зашипела у меня за спиной:
— Не надо, Томас.
Филип посмотрел на нее и едва заметно нахмурился, но она не обратила на него никакого внимания:
— Ты же обещал.
Момент был выбран просто идеально.
Филип втянул носом воздух. Пусть сладости особой он еще не ощущал, но и горечь уже ослабла. Тридцать секунд назад мы объявили себя единственной счастливой парой в этом кабинете, и гляди-ка — похоже, у нас уже намечается размолвка.
— Что за услуга? — спросил он, складывая руки на груди.
— Томас, я же сказала: нет.
Снова Ронни — на этот раз уже довольно раздраженно.
Я не спешил поворачиваться к ней — будто эта ссора у нас далеко не первая.
— Послушай, он ведь может отказаться, не так ли? То есть… господи…
Ронни сделала пару шажков вперед и остановилась практически посередине между нами. Филип опустил глаза на ее бедра. Я видел, что он мысленно оценивает наши позиции. «Нет, не все еще потеряно», — пронеслось у него в мозгу.
— Ты не должен пользоваться своим преимуществом, Томас. — Ронни еще чуточку сдвинулась в сторону Филипа. — Это нечестно. Слышишь? Не сейчас.
— О господи! — простонал я, опуская голову.
— Что за услуга? — повторил Филип. Я чувствовал, как в нем просыпается надежда.
Ронни подвинулась еще ближе:
— Нет, Филип. Не делай этого. Мы сейчас уйдем…
— Послушай. — Я по-прежнему не поднимал головы. — Второго такого шанса может никогда не быть. Я должен спросить его. Это моя работа, помнишь? Задавать вопросы.
В мой голос проникли язвительно-гаденькие нотки. Для Филипа они были точно бальзам на душу.
— Филип, прошу тебя, не слушай его. Прости меня…
Ронни злобно зыркнула в мою сторону.
— Нет-нет, все нормально.
Филип перевел взгляд на меня. Он не спешил, понимая, что сейчас главное не ошибиться.
