– Да не тяни ты!
– Я не все тебе сказал, – покраснел деликатный менеджер, – я не хотел тебя того… ранить.
Глаза Бонди, которые он таращил на меня, были столь бесхитростны и совестливы, что я еле сдерживал желание врезать промеж них.
– Но если ты хочешь это знать, – опять вмешался Добеш, – то Гуго тебе сейчас все скажет.
– Так вот, – Бонди набрал воздуха и запыхтел, – почему я ушел от Зузаны…
– В четверть седьмого или около того, – нетерпеливо кивнул я.
– …потому, что кое-кто пришел, понял?
Бонди по-жабьи сморщил лицо в гримасе сострадания и шумно вдохнул, чтобы запыхтеть вновь.
– Колда?
– Да, – подтвердил Добеш и предложил мне сигарету. – Извини, Честмир. Закуривай.
Я взял у Добеша «Спарту», а Бонди услужливо поднес мне зажигалку.
– Все это так глупо.
– Ты должен понять, – сказал Добеш.
Я считал про себя до ста.
– За то, что вы, мальчики, так деликатны, большое вам спасибо. Но я, кажется, еще соображаю, что к чему. Зачем было вилять?
– Ну знаешь, – обиделся Добеш, – я думал, мы с тобой старые друзья!
Бубеничек, который молча нас слушал, должно быть, здорово веселился. Старые друзья! Красиво сказано, конечно, да мы-то скорее стареющие друзья, если быть точным и честным. Наше давнишнее знакомство ровным счетом ничего не значит. Добеш играет за высшую лигу, а я в лучшем случае за область. На сегодняшний день нас объединяет только Зузана – тоже игрок высшей лиги, – а вовсе не сентиментальные воспоминания. Во всяком случае, я, общаясь с Добешем, на старую дружбу никогда не ссылался. И он это, черт возьми, отлично знал.
– Ладно, – сказал я. – Значит, в четверть седьмого пришел Колда. А что потом?
– Потом, – обиженно отозвался Бонди, – потом я ушел, потому что мне показалось неудобным…
– Ясно, – кивнул я, – ты предоставил этим двоим возможность предаться испепеляющей страсти. Но зачем он это сделал? – покрутил я головой и непроизвольно поглядел на Бубеничека.
Бубеничек отреагировал на мой взгляд как профессиональный служитель похоронного бюро, который принимает жизнь такой, какая она есть, стремясь избежать возможных ошибок, проистекающих из поисков смысла человеческого бытия. Кто знает, читалось в его исполненной фатализма гримасе.
Бонди ослабил воротничок и галстук и изрек:
– Да, такие вот дела.
– А Колда уже…
– Признался?
Добеш снова растерянно переглянулся с Бонди и пожал плечами.
– Мы там были с утра, все, – сказал он, – после обеда репетировали, а Богоуш…
– Там остался, – договорил Бонди.
Было излишне пояснять, где именно. Мне тут же отчетливо представилось лицо капитана Грешного.
– Так что, кажется, уже все ясно, – вступил наконец в разговор Бубеничек.
– Ужасно, – вздохнул Бонди, – бедная Зузана.
Наконец-то вновь прозвучало ее имя. Как будто дело было во мне или Колде! И мне показалось, что Бонди искренне произнес этот некролог. Хотя… Они же пришли с Пилатом. Королева умерла, да здравствует король! Менеджер явно намеревался заманить Милоня в осиротевшую группу Добеша. В данный момент у Пилата не было своего ансамбля. Он записывался с Влахом или Точером, а группу собирал только для заграничных турне.
– Такие вот дела. – Бубеничек поднялся первым и тем самым дал сигнал к окончанию нашей панихиды.
– Я иду домой, – объявил Добеш и с вопросительно-намекающим видом обернулся к Бонди.
– Я тоже, – кивнул Бонди, – могу тебя подвезти.
– А я-то думал, – сказал я тихо и так же тихо рассмеялся, – а я-то думал, что увяз по уши.
– Значит, мы тебя порадовали. Пока, Честмир, – попрощался в дверях Добеш. В свои заключительные слова он постарался вложить как можно больше сарказма.
– Пока, – сказал я.
– Ты тоже уходишь? – спросил Бубеничек.
– Еще нет. Я обещал Гертнеру. Он ждет меня в баре с новым шефом «Подружки».
– Со Славиком?
