правду.
Я снова сел.
– Спасибо, – с иронией сказал Бонди. – Этот заграничный контракт, естественно, заключал я. Ради Зузаны. Чтобы ей помочь. Но только я думал, что это и впрямь будут концерты, выступления… а не пение в баре! А именно так все и обернулось. Это я и объяснял Зузане в Либерце в тот вечер. И она пообещала, что послушается меня и аннулирует свою подпись. Так она в понедельник и поступила.
– Менеджер-филантроп, – усмехнулся я, – а как же твои деньги?
Бонди сделал обиженное лицо:
– Деньги сюда, пожалуйста, не впутывай. Но могу тебя заверить, что Зузана вовсе не хотела отказываться от контракта, хотя я и сказал ей, какая гадость ее ждет.
– И я должен тебе верить?
– Да, – сказал Бонди, – я откровенен. Добрый дядюшка Бонди повел себя как филантроп.
30
Перед кинотеатром никого не было. А я вышел из трамвая около статуи святого Вацлава в двадцать семь минут шестого. Я разозлился. Скорее всего, потому, что обманул самого себя. Закурив, я стал рассматривать кинорекламу. Что хоть идет? Оказалось, французский фильм, экранизация какого-то детектива с парадоксальным названием «Без мотива». Могу ли я верить Бонди? Может, нужно было позвонить капитану Грешному и все ему рассказать? Не лгал ли мне Бонди, был ли он действительно откровенен?
Без двадцати шесть я докурил сигарету. Ждать дольше явно не имело смысла. Все билеты проданы, около касс толпилось еще немало желающих. Может, Яна пошутила. Может, вчера у нее никаких билетов еще не было и она сказала мне о кино просто так. Только потому, что я собирался сбежать из кондитерской.
– Какой ты милый!
Я обернулся. Она вовсе не выглядела запыхавшейся. На ней была короткая белая шубка.
– Ты не слишком рано? – раздраженно спросил я и показал ей на часы. Она вытащила из сумки билеты. Мы молча прошли через вестибюль. Места наши были на балконе, да еще и в Последнем ряду. Двое влюбленных, усмехнулся я. Навязанные этой веснушчатой девушкой правила игры просто приводили меня в отчаяние.
Когда мы проходили мимо буфета, я не удержался:
– Тебе мороженого или леденцов?
Она молча взглянула на меня, и я осекся: у нее в глазах стояли слезы.
– Извини, – пробормотал я.
Наши места были в середине, и нам пришлось ждать конца документального фильма. Журнал уже показали, а этот фильм рассказывал о каком-то затерявшемся возле Австралии островном рае.
Я попытался успокаивающе положить Яне руку на плечо, но она вывернулась и стала искать что-то в сумочке.
Наконец зажегся свет, и я заметил, что Яна уже успела надеть очки. Мы уселись.
– В очках ты выглядишь совершенно по-другому, – примирительно заметил я.
– Еще противнее, да?
Руки она сложила на коленях, села неестественно прямо и стала мять в пальцах платочек. Она и раньше тайком утирала им слезинки, но все было бесполезно. Глаза у нее опять повлажнели.
– Я думал, – тихо сказал я, – что это детектив. Но, наверное, нам покажут мелодраму… Раз ты заранее плачешь… Ты это уже видела, да?
Свет снова погас. Пока шли титры, я украдкой попытался взять девушку за руку. Она не сопротивлялась. Но ее рука лежала в моей холодная и мертвая. Я быстро отпустил ее.
– И вовсе ты не стала противнее в этих очках, – прошептал я, – они тебе, кстати, идут.
Она ничего не ответила. И мы, невзирая на места в последнем ряду балкона и на поведение некоторых парочек, сидевших рядом с нами, стали смотреть фильм. Что касается меня, то мне он понравился. Когда фильм кончился, то нам – благодаря удобным местам в середине – пришлось выстоять длинную очередь в гардеробе.
– Ты сердишься? – спросил я.
Яна покачала головой.
– Мне только неприятно, что…
Она не договорила и передернула плечами.
Мы с ней составляли исключение, потому что в очереди стояли в основном мужчины, а женщины ждали в сторонке у зеркал, где прихорашивались или с вызовом зевали. Семейные и влюбленные пары. Она стояла рядом со мной.
– Что тебе неприятно?
– Ты вчера тоже опоздал. И больше, чем я… – сказала она с упреком.
– Ладно, – примирительно ответил я. Но прикоснуться к ней уже не решился.
Я помог Яне одеться, и мы вышли на улицу. Я закурил. Курю я вообще-то не много, но после кино меня всегда тянет к сигарете. Прохожие торопились на трамваи и на ужин. Было около восьми.
