– Отлично, – с облегчением произнес Анди, – и конец, значит, меняется. Мужик опять в деревне и работает механизатором, но при этом знает, что Итка его простила и что, скорее всего, вернется к нему.
– Как это – скорее всего?
– Ну, кончается все тем, что Итка уезжает на смотр молодых талантов, а что потом будет – неизвестно. Такой, понимаешь ли, открытый финал, чтобы это не была схема.
– Нет, теперь уж точно не будет, – горячо согласился я; – какая там схема! Это будет сама жизнь. Такая хорошая, реалистичная, ну, серьезно, – быстро добавил я, потому что по лицу Анди пробежала тень подозрения.
– Мы все еще над этим работаем, – озабоченно сказал Анди, – а завтра уже премьера. Да, чтобы не забыть. – Анди порылся в бумажнике и положил перед нами два красиво отпечатанных приглашения. – Обязательно приходите.
– Придем, – пообещала за нас обоих Яна, – начало в семь?
– В семь, – сказал Анди, – но это еще тот, старый вариант. Постепенно станем переделывать. Будем прислушиваться к мнению публики, как говорит Томаш… Да! – ударил себя по лбу Анди, – черт побери, чуть не забыл еще одну вещь. Он сказал, если я вдруг тебя увижу, чтобы ты к нему обязательно зашел. Что-то страшно важное.
– Спасибо, Анди, – кивнул я, – обязательно заскочу к Томашу.
Чего он от меня хочет? Наверняка это как-то связано с сегодняшним допросом. И касается Бонди.
– Ну ладно, – поднялся Анди, – я полетел. Завтра увидимся, – многообещающе подмигнул он. – Рад был познакомиться, Яночка. Будь здоров, Честмир!
– Я тоже, – сказала Яна, и мы с Анди обменялись рукопожатием.
– Расплатимся, ладно? – предложила юная Грешная. Уже на улице ее передернуло:
– Тяжелый случай, правда?
– С ним бывает так весело, – возразил я. – Во всяком случае, я всегда веселюсь.
Яна пожала плечами.
– Ты меня проводишь?
– Если хочешь.
Она, оказалось, жила совсем недалеко от меня. Мы в нерешительности остановились перед подъездом.
– В это время обычно возвращается папа.
– А-а, – сказал я, – тогда пока!
Я протянул Яне руку и внимательно огляделся по сторонам. Она засмеялась:
– Поцелуй меня, Честмир.
Я сдержанно поцеловал ее в лоб и медленно направился обратно на остановку. Поеду к Гертнеру.
37
– Выпьешь?
Томаш протянул мне рюмку. Под глазами у него были круги, и рука дрожала.
– Честмир, я должен с тобой посоветоваться.
– Ну так говори.
– Сегодня с утра меня допрашивал Грешный.
– Знаю. – Я сел в кресло.
– Значит, ты знаешь, что я ему сказал. И не сердишься на меня?
– За что?
– Ну, что не сказал тебе.
– Не я же расследую убийство.
– Конечно, – гнул свое Том, – но я мог сказать тебе об этом еще в понедельник.
– Наверное, у тебя была какая-то причина промолчать. – Я посмотрел на Зузанину фотографию за спиной Томаша.
– Это правда, причина была, – голос у Тома задрожал, – и я расскажу о ней только тебе.
– Постой, – недоумевал я, – ты же все рассказал капитану, или не так?
– Нет, – покачал головой Том, – не все. Только половину.
– Как это?
– Послушай, – у Тома возле краешков губ пролегли складки, – не догадайся я кое о чем вовремя, так молчать мне, скорее всего, до самой смерти!
И Томаш живописал мне то, о чем я уже узнал от капитана. В субботний вечер Гертнер уходил из «Ротонды» в полдевятого. На лестнице он услышал, как в будке Бубеничека звонит телефон. Он поднял
