Ураган

— Я же говорил вам, это была ошибка.

— Договоримся так: ты останешься здесь с девочками на два, может, на три дня. Они затрахают тебя так, что ты ноги не сможешь переставлять. И еще они сделают несколько фотографий.

Левон скептически отнесся к словам бандита, от которого разило виски, а говорил он так, словно набрал полный рот шариков.

— Лучше пристрелите меня и покончим с этим.

— Мы не стреляем в людей, — вмешалась хорошенькая брюнетка. — Даю вам честное слово… если только вы будете хорошо себя вести.

Разговор продолжил Кусака:

— Возможно, ты слишком стар, чтобы трахаться, а может, предпочитаешь мальчиков… мне на это наплевать, черт побери. Главное, что ты будешь торчать здесь с девочками, пока я не позвоню и не разрешу им отпустить тебя. Тогда можешь возвращаться назад в Майами, но «автостопом». Понял?

Левон заморгал и начал что-то бормотать. Кусака пару раз шлепнул его по лицу.

В разговор снова вступила Иди Марш:

— Думаю, мистер Стичлер, вы просто не понимаете, что у вас нет другого выхода. Иначе мы пойдем в полицию и заявим, что вы пытались изнасиловать меня и убить Кусаку с помощью колышка от трейлера. Ваша семья решит, что вы рехнулись. Да еще подкинем вашим родным фотографии: дедушка резвится в обществе двух проституток.

Левон поднял взгляд на Бриджит и Джасмин. Девицы ловкие, явно и до этого работали в паре.

— Считайте это отпуском, — предложила Иди. — Эй, да вас ждет масса удовольствий.

— Боюсь, что это не для меня.

— Ох. — Бриджит опустилась на колени рядом с Левоном. — Простата?

Старик кивнул с печальным видом.

— Мне ее удалили в прошлом году.

Джасмин посоветовала старику не расстраиваться.

— Мы что-нибудь придумаем.

Сцинк, вставляя стеклянный глаз в глазницу, посоветовал Левону делать то, что ему говорят.

— Это все же лучше, чем получить пулю.

— Отличная мысль, — поддержала его Бриджит.

Кусака заплатил проституткам из пачки денег, украденных у «кровельной компании». Девицы пересчитали деньги, разделили и спрятали. При этом они повернулись к присутствующим спиной, чтобы никто не мог заглянуть в их кошельки, где уже лежали деньги, полученные десять минут назад от Авилы, а еще десятью минутами раньше от симпатичного молодого человека с револьвером 38-го калибра.

— Есть в холодильнике лед? — спросила Бонни.

Проститутка по имени Джасмин предложила ей посмотреть самой. Бонни набрала полные пригоршни кубиков льда и приложила их к щекам.

Одноглазый мужчина помог проституткам поднять Левона Стичлера на ноги. Кусака приставил дуло револьвера к кадыку старика.

— Только без глупостей, — предупредил он. — Эти девочки могут колоть ногами кокосовые орехи. А уж прибить тщедушного старого пердуна им и вовсе труда не составит.

В этом Левон Стичлер совершенно не сомневался.

— Не беспокойтесь, мистер. Я не герой.

Рыжеволосая игриво ущипнула Левона за задницу.

— Это мы проверим.

* * *

Августин прятался за ящиками для мусора, когда к мотелю «Парадиз Палмс» подъехал черный джип «чероки» с приметными брызговиками. У него перехватило дыхание, когда он увидел, как из машины выбралась Бонни, а за ней губернатор. За рулем джипа сидела шатенка в бледно-лиловом топе, наверное, та самая, с фотографии на водительских правах: Эдит Дебора Марш, двадцать девять лет. Шатенка следующей выбралась из джипа, а за ней с пассажирского сиденья последовал долговязый бледный мужчина в мятом костюме и без галстука. В одной руке он держал револьвер, в другой бутылку виски и, похоже, был в изрядном подпитии. При свете фонаря четко была видна его изуродованная челюсть. Августин ничуть не сомневался: это он — тот самый негодяй, который избил Бренду Рурк и о котором ему рассказали проститутки. Его называют Кусака, а в книге регистрации мотеля он значится как «Лестер Парсонс».

Бандит открыл багажник джипа и что-то резким тоном приказал Сцинку, который вытащил из багажника огромный сверток и взвалил его на плечо. Как только все вновь прибывшие скрылись в мотеле, Августин подбежал к джипу, забрался в багажный отсек и закрыл дверцу. Распластавшись под задним окном, Августин положил справа от себя револьвер 38-го калибра и двумя руками сжал ружье, стреляющее шприцами со снотворным.

Он подумал, что теперь будет что рассказать своему старику. Причем такое, отчего у того запульсируют жилы на висках.

Папаша и не помышлял о том, чтобы рисковать своей шеей, пока на кон не была поставлена огромная сумма денег. Такие понятия, как любовь, преданность и честь, отсутствуют у тех, кто занимается контрабандой наркотиков. И тут Августин услышал полный скептицизма вопрос отца: «Почему, черт побери, ты собрался совершить этот безумный поступок!».

Потому что негодяй заслужил это. Он избил женщину и украл обручальное кольцо ее матери. Сволочь.

«Не будь идиотом. Тебя самого могут убить».

Он похитил женщину, которую я люблю.

«Я вырастил идиота!»

Нет, ты никого не вырастил.

Во всех своих письмах отцу Августин специально сообщал, сколько денег потратил на подружек, сколько передал в сомнительные благотворительные фонды и на поддержку ультралиберальных политиков. И при этом представлял себе, как лицо старика становится серым от бессильной ярости.

«Ты разочаровываешь меня, Августин».

И это говорит мне болван, который улепетывал полным ходом, имея на борту своего судна тридцать три килограмма наркотиков, а за ним гнались все силы Национальной безопасности Багамских островов.

— Это ты разочаровываешь меня, — вслух произнес Августин.

Он слушал монотонный стук дождя по крыше джипа, отчего Августина начало клонить в сон.

Когда он после авиакатастрофы находился в коме, то не ожидал, что, очнувшись, увидит у своей постели отца, дожидающегося, когда сын придет в сознание, поэтому и не расстроился. Человеком, оказавшимся возле его постели, была медсестра, средних лет гаитянка по имени Люси. Она рассказала Августину о катастрофе самолета и о том, что он несколько месяцев находился в коме. Августин со слезами на глазах обнял ее. Люси показала ему письмо от отца, присланное из тюрьмы, которое вслух читала ему, когда он был без сознания. И предложила прочитать письмо еще раз.

«Сынок, надеюсь, что ты жив и прочтешь мое письмо. Мне очень жаль, что все так получилось». Тут отец мог бы поставить подпись, но старик не отличался тактом и скромностью.

«Все, что я делал, я делал ради тебя, — писал он. — Каждый свой шаг, правильный или неправильный».

Какая чушь и необязательная ложь. Письмо слегка опечалило Августина, но не ожесточило. Он был далек от всего этого. Авиакатастрофа срезала все его эмоции буквально под корень. Теперь ничто не волновало его так, как раньше, и это нравилось Августину. Он даже решил, что кратковременная кома пошла бы на пользу любому человеку. Жизнь как бы начинается заново.

И пусть даже у него ушли годы на то, чтобы стать новым человеком. Вот он. Вот и она.

Отец не одобрил бы его действий. Но, к счастью, мнение отца не имеет для него значения.

Августин услышал, как хлопнула дверь мотеля, потом раздались шага по ступенькам и голоса,