— По-моему, Сэнди, в данном случае это не имеет значения.
Поскольку я промолчала, он вздохнул и ответил:
— Нет, у меня нет девушки.
— А вы хотите, чтобы была?
Он задумался:
— Ты имеешь в виду, что ощущения, которые испытываешь во время поисков пропавшего носка, похожи на те, что испытываешь, когда ищешь любовь? — Он попытался сформулировать вопрос так, чтобы сказанное мною звучало не так глупо, однако ему это не удалось.
Я снова выкатила глаза. Что-то слишком часто он вынуждал меня делать это.
— Нет, это такое чувство, когда ты знаешь, что чего-то в твоей жизни не хватает, но никак не можешь это отыскать, сколько ни стараешься.
Он смущенно прочистил горло, схватил карандаш и бумагу и сделал вид, будто что-то записывает.
Явно пришло время рисовать чертиков.
— Я вам действую на нервы, да?
Он улыбнулся, и его улыбка разрядила напряжение.
Я попыталась объяснить еще раз:
— Может, будет понятнее, если я скажу, что, когда ты не можешь найти пропажу, это примерно то же самое, когда ты вдруг не в состоянии вспомнить слова любимой песни, которую давно знаешь наизусть. Или когда неожиданно забываешь имя человека, которого очень хорошо знаешь и с которым встречаешься каждый день, или название знаменитой группы, которая поет какой-нибудь хит. Это так напрягает, что крутишь и крутишь такие мысли в голове, потому что знаешь: ответ наверняка существует, но никто и никогда тебе его не подскажет. И эта мысль долбит и долбит тебя и не дает успокоиться, пока не найдешь ответ.
— Я понимаю, — проговорил он мягко.
— Хорошо, тогда умножьте это чувство на тысячу.
Он задумался:
— Ты очень зрелый человек для своего возраста, Сэнди.
— Забавно. Потому что я-то надеялась, что вы знаете гораздо больше в вашем возрасте.
Он хохотал, пока время сеанса не истекло.
Этим вечером за ужином папа спросил меня, как все прошло.
— Он не смог ответить на мои вопросы, — сказала я, хлебая суп.
Похоже было, что папу вот-вот хватит удар.
— Значит, ты к нему больше не пойдешь?!
— Пойду! — быстро возразила я, и мама попыталась скрыть улыбку, сделав глоток воды.
Папа переводил взгляд с меня на нее и обратно, на его лице застыл вопрос.
— У него красивые глаза, — предложила я объяснение, снова зачерпывая суп.
Папины брови поползли вверх, и он вопросительно покосился на маму, на лице которой расцвела широкая улыбка.
— Это правда, Гарольд. У него очень красивые глаза.
— А, ну тогда все в порядке. — Он поднял обе руки вверх. — Если у мужчины очень красивые глаза, то кто я такой, чтобы спорить, черт подери!
Поздно вечером я лежала в постели и размышляла о своем разговоре с мистером Бартоном. Возможно, у него не нашлось для меня ответов, но от поисков одной вещи он меня точно излечил.
Глава одиннадцатая
Я приходила к мистеру Бартону еженедельно, пока училась в средней школе Святой Марии. Мы встречались даже в каникулы, когда школа открывала свои двери для летних мероприятий горожан. В последний раз я пришла к нему в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать. Год назад я сдала экзамены на аттестат зрелости, а в то утро узнала, что меня приняли в гарда шихана. Через несколько месяцев мне предстоял переезд в Корк для учебы в Темплмо.
— Здравствуйте, мистер Бартон, — поздоровалась я, когда он вошел в маленький кабинет, который совершенно не изменился со дня нашей первой встречи.
Мой консультант оставался таким же молодым и красивым, и я любила в нем каждый дюйм.
— Сэнди, повторяю в сотый раз: перестань называть меня мистером Бартоном. Я кажусь себе стариком.
— А вы и есть старик, — поддразнила его я.
— Тогда ты — старуха, — небрежно бросил он, и между нами вклинилась тишина. — Ну ладно, — деловым тоном изрек он, — о чем ты размышляла на этой неделе?
— Сегодня меня приняли в полицию.
Он остолбенел. От счастья? От огорчения?
— Здорово, Сэнди! Мои поздравления. Тебе это удалось. — Он подошел и крепко обнял меня.
Мы не двигались на секунду дольше, чем должны бы.
— Как мама с папой отнеслись к этому?
— Они еще не знают.
— Наверное, расстроятся из-за твоего отъезда.
— Так будет лучше. — Я смотрела в сторону.
— Знаешь, тебе не удастся оставить все свои проблемы в Литриме, — мягко произнес он.
— Не удастся. Но я оставлю здесь людей, которые о них знают.
— Собираешься время от времени приезжать погостить?
Я посмотрела ему прямо в глаза. Мы все еще говорим о родителях?
— Как только смогу.
— А часто сможешь?
Я пожала плечами.
— Они всегда тебя поддерживали, Сэнди.
— Я не могу стать такой, как им хочется, мистер Бартон. Им со мной некомфортно.
Он бросил на меня выразительный взгляд, а потом понял, что я использовала это обращение сознательно, пытаясь возвести между нами стену.
— Они всего лишь хотят, чтобы ты была самой собой, и ты это знаешь. Тебе нечего себя стыдиться. Они тебя любят такой, какая ты есть.
Он смотрел на меня так, что я снова засомневалась, о родителях ли мы сейчас говорим.
Я оглядела комнату. Он знал обо мне все, совершенно все, а я безошибочно чувствовала абсолютно все, что касалось его. Он по-прежнему оставался холостяком, жил один, невзирая на то, что за ним охотились все девушки Литрима. Неделя за неделей он пытался уговорить меня принимать вещи такими, какие они есть, и послушно следовать движению жизни, но если существовал мужчина, наглухо заперший на замок собственную жизнь в ожидании неизвестно чего или кого, то это был именно он.
Он прочистил горло.
— Я слышал, в выходные ты гуляла с Энди Маккарти.
— Ну и что?
Он устало потер лицо и снова позволил тишине разделить нас. Мы оба это отлично умели. Нас научили четыре года психотерапии, когда я обнажала перед ним свою душу, но при этом каждое новое произнесенное слово еще на шаг отдаляло меня от обсуждения единственной темы, поглощавшей все мои мысли почти в каждый момент почти каждого дня.
— Тогда расскажи, — мягко попросил он.
Это был наш последний сеанс, и я больше ни о чем не могла думать. У него по-прежнему не находилось для меня ответов.
