такое частенько случалось. Последний год, правда, Бог миловал.
По крайней мере, в этом он не солгал.
Джейк все еще сам не мог взять в толк, зачем он здесь. Ну ладно, его к ней тянет, не так, впрочем, и сильно. Как заноза в перчатке, она все время причиняла ему беспокойство, нечто вроде зуда. Но лишь до того, как выяснилось, что у нее есть ребенок. До того, как он вспомнил, что несколько лет назад уже видел ее, брюхатую, как гороховый стручок. Связаться с женщиной, у которой есть ребенок – нет уж, это не для него.
На кухонном столе лежали книжки-раскраски, из-под холодильника выглядывала пара игрушечных грузовиков, на полу валялись разноцветные кубики от конструктора. У Джонни таких было множество. Джейк вечно наступал на эти кубики босыми ногами и грозился спрятать их навсегда, если только Джонни, наигравшись, не будет убирать их на место.
– Джейк, может, вы пока… – начала Либби, и тут Джейк не выдержал.
– У вас ребенок, – ровным, бесцветным голосом произнес он.
Осторожно извлекая из сумки коробку с вермишелью, Либби кивнула:
– Да, сын. Его зовут Дэвид.
– Почему же вы сразу не признались?
Глаза Либби вспыхнули зеленым огнем. Она вздернула подбородок.
– Призналась? А что, по-вашему, иметь ребенка – это преступление?
– По крайней мере, знай, я это с самого начала, не стал бы тратить время.
Он смотрел, как заливаются краской ее щеки.
– Хорошо, теперь вы это знаете, и я вас больше не задерживаю!
– Черт побери, послушайте, Либби! Если бы я знал…
– Нет, это вы послушайте меня, Джейк Хэтчер!
Она хлопнула коробкой по столу, не заботясь о том, что станется с содержимым; Джейк почувствовал, что нервы его содрогнулись, как вермишель в коробке.
– Вы вломились в мою жизнь, точно паровой каток! И я вас об этом не просила. Ни в первый, ни во второй, ни в третий раз! Вы сами этого захотели!
– Знали бы вы, как я кляну себя за свою глупость!
– Так чего же вы ждете? Мне вы совершенно не нужны. Даже с пьяным, что пристал ко мне в тот вечер, я прекрасно справилась бы без вашей помощи!
Джейк прислонился к холодильнику, скрестил руки на груди и прикрыл глаза, ожидая, пока она выдохнется.
– И уж, разумеется, я не нуждаюсь в вашем разрешении на то, чтобы иметь сына!
– Вы ведь тоже помните тот вечер?
– Какой еще вечер? – огрызнулась Либби.
– Когда мы в первый раз встретились.
– Ничего я не помню! По крайней мере, не помнила, пока вы мне об этом не сказали. Правда, мне сразу показалось, что я вас где-то видела, но я решила, это было в школе, – неохотно признала Либби. – Хотя в школьном альбоме вашей фотографии не оказалось, – с упреком добавила она.
Руки ее были заняты связкой моркови и пакетом зеленой фасоли, и она сделала неопределенный жест подбородком. Как живучи привычки у некоторых людей, подумал Джейк.
На него вдруг навалилась усталость. Словно из него, как из шарика, вышел весь воздух. Но, как ни странно, сковывавшее его напряжение ослабло.
– Мы с вами встречались, Либби, только не двадцать лет назад. – Глаза его ощупывали ее лицо, словно в поисках – и небезуспешных – следов, оставленных временем. – Помните благотворительный вечер в Релифе? Я заметил, как женщина, явно на последней стадии беременности, пробирается сквозь толпу. В тот вечер шел дождь, я вышел за вами в вестибюль. Помните, я еще подумал, что вы жена Чарли Элдерхолта?
Встретившись на мгновение с глазами Джейка, взгляд Либби скользнул в сторону.
– Да, теперь припоминаю. Вы поймали для меня такси… Я… У меня разболелась голова, и я решила уйти пораньше. Если я в тот раз забыла поблагодарить вас, Джейк, примите мои извинения. А теперь вам лучше уйти.
Джейк не двигался; его не отпускали воспоминания о дождливом мартовском вечере, о женщине, так поразившей его своей независимостью, трогательно сочетавшейся с хрупкостью. В тот вечер он удивлялся, что ее муж так невнимателен к ней.
Теперь он все понял. Понял, отчего у нее был тогда такой несчастный вид.
Оба погрузились в воспоминания о том, что произошло семь лет назад, но тут где-то в доме хлопнула дверь.
– Мама! – раздался детский голос. – Можно мне с Джеффи…
– Нам с Джеффи, – автоматически поправила Либби, не сводя глаз с Джейка. Она увидела – нет, обмануться она не могла – горестную гримасу на его лице.
Для своих лет мальчик был мелковат. Темноволосый. Настороженный. Похож на Портера, но и от матери многое взял. Например, манеру держаться. И этот подбородок, чертовски надменный вздернутый
