Ники радостно улыбнулась. Она была в восторге оттого, что Макс вспомнил именно «Норидж».
– Платье из золотой парчи, как раз то, что надо. – И, прижимаясь к нему, спросила: – А когда мы едем?
– Через два часа.
– Хочешь сначала принять горячий душ? И там мы успеем все.
Сильной рукой он оторвал ее от пола.
– А что? Я согласен. Тем более, насколько я припоминаю, ты толком и не поблагодарила меня за шубу.
ГЛАВА 21
– Ну, как я выгляжу? – Она повернулась и с широкой улыбкой, явно рассчитывая на одобрение, посмотрела на Элизабет и Петри, которые уже минут двадцать наблюдали за ее приготовлениями.
– Мне не нравится твое ожерелье, – заявила Элизабет. – Оно похоже на четки, которые все время перебирает бабушка у Клэрис.
– Да, ты права, – отозвалась Петри, роясь в шкатулке с украшениями на туалетном столике Карен. – Будущий помощник директора должен выглядеть немного ярче.
Элизабет склонила головку набок.
– Вообще-то она больше похожа на кинозвезду, чем на помощника директора.
Карен расхохоталась. Если бы не бесконечный обмен мнениями этой парочки, зорко наблюдавшей за ее туалетом, она бы уже час назад была при полном параде и готова к выходу.
– Мне кажется, не нужно напоминать вам, что меня еще не взяли на работу.
– Но тебя обязательно возьмут. – Петри достала из шкатулки колье из граненых кристаллов фуксита и застегнула его на шее Карен. – Запомни мои слова. Ты должна думать только о хорошем. – И отступила назад, любуясь. – Так намного лучше. А теперь скажи, как зовут твоего продюсера и что он собой представляет.
Карен кивнула:
– Его зовут Арчибальд Войноски. – Это имя с легкостью скатилось с ее языка. – Мистер Войноски вот уже пять лет директор и режиссер-постановщик небольшого театра, и у него уже есть много успешных постановок – от драмы до современной комедии.
– Перечисли мне какие-нибудь из них.
Карен принялась называть и загибать пальцы.
– Хорошо. И не забудь сказать, как ты восхищена его работами.
– Петри, я никогда не слышала об этом человеке до вчерашнего дня.
– Так соври.
Элизабет развернулась на сто восемьдесят градусов на табуретке перед туалетным столиком и посмотрела на пожилую актрису.
– А что, если мама разволнуется и забудет все, что ты ей тут говорила? Например, как я забыла свою роль на школьном утреннике в прошлом году на Рождество?
– Ты забыла свою роль, – проворчала Петри, – потому что просто не выучила ее. И поэтому заслужила все, что с тобой случилось.
– Ты говорила мне совсем другие слова, когда я плакала за сценой.
Петри улыбнулась:
– Мне тогда было жалко тебя. Но с твоей мамой такого случиться не может. Ведь она профессионал. А кроме того, она сама ставила «Ундину» в колледже – это ведь тоже чего-то стоит!
Карен улыбнулась, слушая ее рассуждения и втайне надеясь, что Арчибальд Войноски будет рассуждать не менее логически. Это Линн Тобиас из «Театра Века» вчера сказала Карен, что один ее знакомый режиссер-постановщик ищет себе в помощь человека с опытом: он ставит «Ундину», трехактную романтическую пьесу-фантазию, в которой когда-то блистали Одри Хепберн и Мэл Феррер.
– Я бы могла попробовать и сама, – сказала Линн, – но однажды я уже имела счастье работать с Норовистым Арчи. Это же абсолютный тиран!
– Но режиссер-то хоть хороший?
– Один из лучших! И знает это. Что делает жизнь остальных смертных вокруг него настоящим адом.
Вечером Карен легла спать пораньше, чтобы сегодня выглядеть свежей и отдохнувшей, но, проворочавшись полночи с боку на бок, встала бледная и с мешками под глазами. И только после трех чашек крепкого кофе и горячего душа снова почувствовала себя человеком.
– Ну вот, кажется, все в порядке. – Она поцеловала дочь и помахала Петри. – Я позвоню, если получу работу. А если не объявлюсь до шести вечера, вылавливайте меня в Ист-Ривер.
Элизабет засмеялась, проводила ее до двери и шепнула:
– Ни пуха, ни пера!
Карен давно уже не слышала от Элизабет этого выражения: с тех пор, как уехала из Хэддонфилда. Она улыбнулась, крепко прижала девочку к себе, и сердце ее сжалось от нежности к дочери. Эти десять месяцев были долгими и трудными для них обеих. Работа Карен у Мирры и в «Театре Века» совершенно вымотала ее и почти не оставляла времени для общения с Элизабет. Но в такие моменты, как сейчас, когда она нежно обнимала свою дочь, усталость исчезала, и все ее разочарования и невзгоды отодвигались куда-то на
