физически и морально, провокаторски обесчещенным ими же еще в мирное время и ныне всецело, как они могли воображать, находившимся в их власти и воли несчастным, сверженным и всеми забытом бывшим Государем Императором Николаем Александровичем. Безвыходность положения, с одной стороны, туманивший голову шовинизм - с другой, и вожделения власти со стороны подстрекавших, предавшихся всецело немцам и перекочевавших в Берлин российских лженационалистов и лжепатриотов могли понудить немецкое командование на подлый план: использовать имя бывшего Царя как угрозу советской власти и понудить ее этим на полное подчинение себе и своим требованиям.
Конечно, если только такой план существовал, то он исходил исключительно из недр различных политиканствовавших бюро германского “военного командования” и ни в коем случае не мог быть продуктом творчества берлинского Министерства иностранных дел. Однако пока изучение и исследование истории уничтожения царской Семьи располагает слишком недостаточными материалами, чтобы утверждать безусловность существования такого плана, и окончательное разъяснение этого темного вопроса принадлежит будущим историческим работам. Настоящее же исследование вынуждено не обходить вопроса молчанием только потому, что при попытке осветить роль центральной советской власти в преступлении, совершенном в Ипатьевском доме, оно наткнулось на ряд обстоятельств, связанных в значительной степени в том или другом виде с именем немецкого командования в России.
Обстоятельства эти следующие.
С начала июня 1918 года различные советские деятели стали усиленно распространять сведения, что немецкое командование в Москве потребовало от советской власти выдачи бывшего Государя Императора и Его Семьи и перевозки Их в Германию. Об этом говорили всюду: и в официальных советских органах, и в салонах советских светских дам, и в подпольных белогвардейских организациях Москвы, и в широких массах населения Москвы и Екатеринбурга, и даже за границей. А в рядах охранников Августейших Узников Ипатьевского дома говорилось определенно, что Царская Семья будет вывезена в Германию, и что император Вильгельм пригрозил товарищу Ленину, “чтобы ни один волос не упал с головы Царя”. Сведения эти держались очень упорно и настойчиво, оставляя впечатление, что, быть может, такого определенного и категорического требования и не существовало, но что-то все-таки похожее было.
Не одни только сведения заставляют так думать, были и косвенные документальные указания на возможность в этом направлении “нежного давления” со стороны немецкого командования на официальную советскую власть.
В середине июня со стороны Одессы приехал в Екатеринбург уже упоминавшийся раньше некто, назвавшийся Иваном Ивановичем Сидоровым. “Как же вы через фронт пробрались?” - спросили его. “Фронта никакого нет, - ответил он, - был немецкий кордон, и немцы меня пропустили, а дальше никаких “товарищей” не видел”.
Поверить такому заявлению решительно нельзя. Сидоров - это слишком определенный контрреволюционер для советской власти: бывший флигель-адъютант, офицер действительной службы, выехавший из неприятельского для советской власти района, мог проехать в довольно краткий срок от Одессы до Екатеринбурга только при исключительном покровительстве обстоятельств, выражавшемся в то время в сотрудничестве с немцами и в вынуждаемом ими согласии советских властей. К тому же из слов самого Сидорова вытекало, что у него были, по-видимому, достаточно легальные документы для путешествия в то время по России.
Между тем Иван Иванович приехал в Екатеринбург с определенной целью - для переговоров с заключенным в Ипатьевском доме бывшим Царем и не стеснялся особенно говорить об этом со многими, совершенно не зная своих собеседников. Он говорил, что необходимо спасти Царскую Семью, что для этого надо сплотить офицерство, что надо все делать для предотвращения опасности, которая угрожает Семье. Сидоров высказывал, что необходимо, чтобы Государь Николай Александрович был опять Царем, а не Великий Князь Михаил Александрович, у которого “не такой характер”. Что под этим подразумевал Сидоров - неизвестно, но о наличии опасности для Царской Семьи он заявлял определенно. Сидоров посещал в Екатеринбурге некоторых лиц не один; с ним появлялся иногда, как он его называл, “адъютант”, но с которым он говорил не по-русски, а на каком-то иностранном языке.
В Екатеринбурге Иван Иванович сошелся с доктором Деревенько, который бывал в доме Ипатьева и навещал больного Наследника Цесаревича. Через Деревенько ему удалось установить доставку заключенным молока, яиц, масла, хлеба, сливок и т. п.; доставка продуктов производилась ежедневно, начиная с 18 июня. Бывший комендантом “дома особого назначения” комиссар Авдеев относился в общем благосклонно к этой доставке продуктов Царской Семье и пошел даже дальше, передавая приносившим продукты женщинам разные мелкие просьбы заключенных - принести ниток, иголок и т. п., а однажды его помощник Мошкин передал, что “Императору нужен табак”, причем именно сказал “Император”.
Таким образом, Сидоров для сношения с бывшим Царем имел два пути: словесный и письменный - через доктора Деревенько, и только письменный - через доставляемые продукты. Оба эти пути связи просуществовали три недели, до 5 - 8 июля, когда новый комендант дома Янкель Юровский прекратил посещения доктора Деревенько и ограничил доставку продуктов только молоком. Следовательно, Иван Иванович располагал вполне достаточным временем для необходимых переговоров с заключенными.
Но в конце июня Сидоров уехал из Екатеринбурга так же благополучно, как и приехал, заявив перед отъездом, что он “не сошелся во взглядах” с офицерами находившейся в Екатеринбурге Академии Генерального штаба. Привезенных с собой писем для Царской Семьи: от Толстых, Хитрово и Иванова- Луцевина, и иконы в футляре по назначению он не передал, и они попали в следственное производство. Он уехал, сознательно оставив Царскую Семью перед той опасностью, которая, по его же словам, Ей угрожала.
Была ли связь между миссией Сидорова и политическими планами, увлекшими немецкое командование, определенно ничего сказать нельзя, но одно, что можно заключить, что предложения, привезенные Сидоровым бывшему Царю, оказались неприемлемыми для последнего, несмотря на весь ужас состояния с Детьми во власти большевистских изуверов-руководителей и под охраной гнусных каторжников Летеминых. Нельзя допустить, что Сидоров не смог передать цели своей миссии бывшему Царю через посредство доставлявшихся продуктов или проще на словах через доктора Деревенько. Не мог же быть доктор Деревенько таким низким человеком, чтобы отказать в передаче, не подвергая себя при этом никакой опасности? Следовательно, само по себе предложение Сидорова было таковым, которому Государь предпочел смерть со всей 'Своей Семьей, чем принять от Ивана Ивановича протянутую условной милостыней руку. А таковым неприемлемым предложением для бывшего Государя Императора могла быть прежде всего какая-нибудь компромиссная сделка с немецкой ориентацией.
С отъездом Сидорова из Екатеринбурга совпадают те слухи об убийстве бывшего Царя, которые усиленно распространились по Москве и о которых уже говорилось выше. Заметно, что официальная советская власть была безусловно обеспокоена возможностью такого убийства, что едва ли вытекало из каких-либо гуманных тенденций этой власти, так как по своему существу гуманность не соответствовала духу большевистских принципов. Между тем известно, что поверка слухов была экстренно возложена Лениным на командующего армией Берзина, что последний очень серьезно отнесся к этому поручению и производил поверку целой комиссией и, судя по словам Саковича, ответственность за целость Царя была возложена Лениным на самого Берзина. Для советской власти забота о сохранении Царской Семьи могла быть следствием каких-либо политических расчетов, своих или немецких, но ни в коем случае не гуманитарного начала. Сафаров, из партии израильских революционеров Бронштейна, изувер антиофициальной советской власти и противник ее готовности идти на уступки и соглашательства, в своей статье “Казнь Николая Кровавого” настойчиво утверждает, что в империалистических и белогвардейских лагерях существовали в это время стремления восстановить при помощи немцев в России монархический строй во главе с Государем Императором Николаем Александровичем. При всей невозможности серьезно считаться с материалами сафаровского изготовления, нельзя не отметить, что и он, подобно Вернеру-Дайя, ставит во главе движения кадет и, соответственно немецким фантазерам из генералов, усматривает в генерале Алексееве средство для достижения белогвардейцами цели.
Нет дыма без огня, говорит пословица, и во всех разговорах, беспокойствах и обстоятельствах не могло не быть какого-то, пока не выясненного основания. В Москве в это время проживал Великий Князь Павел Александрович с супругой - графиней Палей. Сын их, граф Владимир Палей, находился в Алапаевске, где он содержался с заключенными там Великим Князем Сергеем Михайловичем и Князьями Иоанном, Игорем и
