Коллинз оглушительно расхохотался.
– Счастливой охоты! Ни пуха ни пера!
Ищейки
Еще рано утром Хансену стало ясно, что его непосредственный начальник не предоставит его опасностям и соблазнам большого города без должного наблюдения. Три года пребывания Хансена в Вюрцбургском центре не прошли даром, с чем-чем, а уж с практикой тайного наблюдения он был хорошо знаком. Для него не представляло труда догадаться по натянутым улыбкам Коллинза: началась какая-то возня за его спиной. Тому были и прямые доказательства. Например, сегодня утром в самолете: «Теоретически этим предателем являетесь вы…» И позже, когда они мчались в Берлин: «Больше я не хочу получать подобных открыток из Польши…» В военной разведке этого государства стало традицией при малейшем подозрении прикреплять для слежки пару ищеек. Сомнительно только, что Коллинз сам пришел к этим подозрениям. Тут видна рука полковника Рокка, безусловно, полковник уже в игре. А, вот и они. Хансен сразу же узнал их автомобиль, когда подгонял «оппель» на стоянку перед отелем «Рикси». Он спокойно захватил свой чемоданчик, запер «оппель» и направился в слабо освещенный вестибюль отеля.
– Надеюсь, путешествие прошло успешно, господин Хансен? – приветствовал его портье.
– Благодарю, благодарю… Но я чертовски устал.
Портье понимающе кивнул.
– Ваша комната на втором этаже…
На лестнице Хансен повернулся к портье и сказал:
– Кто бы ни звонил, я прошу меня не беспокоить, меня нет ни для кого.
– О господин Хансен, я выключу телефон! Как обычно.
Портье открыл дверь номера, выключил телефон и, пожелав спокойного отдыха, вышел.
Как и большинство западноберлинских отелей, «Рикси» почти пустовал. Ни одного человека в длинных коридорах, освещенных матовым светом ночных ламп. Хансен запер за собой дверь и занялся всем тем, чем бывает занят любой постоялец, укладывающийся спать в гостинице. Разложил чемоданчик, достал пижаму и ночные туфли. Зажег и погасил свет в ванной комнате. Проделав все это, Хансен надел темный нейлоновый плащ и осторожно вышел из ванной комнаты в коридор. Там было по-прежнему пусто. Эту дверь Хансен запер особенно тщательно, спрятал ключ в карман и, стараясь не шуметь, выбрался из отеля по боковой лестнице. Через этот подъезд, выходящий в темный двор, отель получал ящики с продуктами для ресторана и другие товары. Хансен спешил недаром. Пока он не погасил света в своей комнате, можно было быть уверенным, что ищейки продолжают наблюдать за окнами его комнаты. Но как только свет погас, они сразу же должны были взять под наблюдение все здание целиком. Все обошлось благополучно. Один из сыщиков вернулся после обхода здания в автомобиль, снабженный передатчиком, и, позевывая, сказал в микрофон:
– Ничего особенного… Похоже, что лег спать… Есть, буду докладывать каждый час. Все…
Его коллега заворочался на заднем сиденье.
– Ночь будет долгая… – сказал он и сонно посмотрел на темные силуэты домов. – Будем дежурить по очереди. Разбудишь, когда придет мое время.
Манфред
На соседней улице Хансен отыскал серый автомобиль и быстро вошел внутрь. Машина сразу же двинулась с места. В сумраке вспыхивали огни реклам, освещая угловатый профиль крупного пожилого мужчины, сидящего рядом с Хансеном.
Чья-то рука протянула Хансену коробку с сигаретами. Как бы в ответ он вытащил из кармана свою пачку сигарет, нащупал среди них одну и, вытащив до половины из пачки, предложил своему соседу.
– Новости из Вюрцбурга, – сказал он.
Полковник, сидящий рядом с Хансеном, был тем самым пожилым человеком, который председательствовал на заседании в управлении государственной безопасности. Основным вопросом, как, возможно, помнит читатель, было обсуждение агрессивного плана, разработанного в главном управлении во Франкфурте.
Привычным движением полковник развернул сигарету и извлек из нее маленькую кассету для микропленки. Спрятал ее в карман и, улыбаясь, сказал Хансену:
– Товарищ Лоренц, у вас найдется часа два времени?
– Даже три… – в раздумье сказал Хансен. – Но, между прочим, перед моим отелем…
Полковник показал Хансену на шофера, и тот сразу же обернулся. Машину вел тот самый сотрудник контрразведки, который тогда, на заседании, предложил кандидатуру Хансена-Лоренца для запланированной операции. «Шофер» негромко сказал:
– Нам непрерывно сообщают обо всем, чем занимаются те двое, перед отелем… Так как же, товарищ полковник, к плавательному бассейну?
Полковник кивнул.
– Да. – И посмотрел на Хансена. – К вашему мальчугану, товарищ Лоренц…
Хансен сидел молча. Он не видел своего сына вот уже целых три года. Пришлось уйти, исчезнуть… Оставить одного, а Манфреду было тогда чуть больше десяти лет.
– Хорошо, что вы об этом подумали, – сказал он.
В огромном здании плавательного бассейна на Гартенштрассе проходили состязания среди юношей. Зал был освещен мощными прожекторами, и вокруг царила та особенная атмосфера, которая так дорога каждому настоящему спортсмену. Облицованные сверкающим кафелем стены отражали яркий свет. Зелено-синяя прозрачная вода пенилась за пловцами. Высокий зал дрожал от криков возбужденных зрителей. Еще бы, сегодня должно было решиться, кто будет первым в состязании вольным стилем на сто метров.
С верхней галереи был виден весь зал. Публику сюда не пустили. Полковник подал Хансену небольшой театральный бинокль.
– Смотрите, он там… – сказал он.
Хансен увидел мальчишек, множество голых и мокрых мальчишек, широко разевавших рты в восторженных криках. А среди них… Хансен слегка вздрогнул. Он увидел пожилого, намного старше, чем он, Хансен, человека. Старость избороздила его лоб. Да, это Вильгельм Гартман, друг. А рядом с ним тоненький мальчик в плавках – Манфред.
– Как он вырос! – сказал Хансен, не отрывая бинокля от глаз. – Три года – большой срок… И если он меня иногда вспоминает, то что он думает обо мне?
– Он считает вас по меньшей мере самым плохим человеком на земле, – сказал полковник.
Они покинули галерею.
Машина мчалась по ночным улицам, а тем временем в зале плавательного бассейна токарь Вильгельм Гартман беседовал со своим подопечным Манфредом Лоренцом. С того самого дня, как Лоренц удрал куда- то на запад, Гартман, как мог, заменял Манфреду отца.
– Ну, брат, ты несся, как проходящий поезд! – Гартман похлопал Манфреда по голым плечам. – Поздравляю, Манфред!
– Вообще вышло ничего, ладно, – сказал Манфред. – Да лучше нужно. Ты еще будешь здесь, дядя Вилли?
– Я на минутку вырвался. Уезжаю утром, вот зашел попрощаться.
– Ты уезжаешь надолго?
– Не очень… На одну неделю. Может быть, смотря по обстоятельствам, немного задержусь. Ну, что тебе привезти?
– Вот если бы ты достал мне такую длинную трубку, чтобы плавать под водой, но только длинную.
– Трубку? Будет сделано, Манфред, будет сделано…
Они по-товарищески простились.
– Будь здоров, дядя Вилли, – сказал Манфред.
Манфред медленно опустил руку. Потом, будто что-то вспомнив, сделал такое движение рукой, будто хотел позвать Гартмана, но тот уже затерялся в толчее у выхода из зала.
Мимо прошлепал в широких сандалиях на босу ногу тренер Манфреда Эрвин. Остановился, покачал
