Клокер положил себе еще колбасы, а Ослетту очень захотелось кулаком сшибить дурацкую шляпу у него с головы.
– Если есть вероятность, что наш подопечный обладает такой сверхъестественной силой, как бы слаба она ни была, но которую мы никогда не хотели ему давать, – начал развивать новую мысль Уаксхилл, – тогда мы должны рассмотреть и возможность, что некоторые способности, которые мы хотели ему дать, обернулись для нас неожиданной стороной.
– Боюсь, что не совсем понимаю вас, – сказал Ослетт.
– Сейчас я говорю о сексе. Ослетт был удивлен.
– У него к этому нет интереса.
– Вы так уверены в этом?
– Он, конечно, мужчина, но импотент. Уаксхилл промолчал.
– Он и подразумевался импотентом, – подчеркнул Ослетт.
– Мужчина может быть импотентом и тем не менее очень интересоваться сексом. И более того, можно предположить, что именно неспособность получить эрекцию раздражает его, и это раздражение приводит его к тому, что секс становится наваждением, начинает преследовать его.
Ослетт качал головой все то время, когда говорил Уаксхилл.
– Нет, я повторю снова: не все так просто. Он не только импотент. Он получил многочасовую интенсивную психологическую подготовку с установкой на исключение сексуального интереса, частично когда он был в состоянии глубокого гипноза, частично под влиянием лекарств, которые сделали его подсознание восприимчивым к любой установке, и частично через программу подготовки к реальной жизни, которая проводилась во время сна под действием снотворного. Наш подопечный считает, что разница между мужчиной и женщиной состоит лишь в том, что они одеваются по-разному.
Не очень убежденный доводами Ослетта и намазывая апельсиновый джем на кусочек поджаренного хлебца, Уаксхилл сказал:
– Промывка мозгов, даже самая совершенная, может не дать результатов. С этим вы не можете не согласиться?
– Да, с обычным объектом у вас могут возникнуть проблемы, чтобы ввести в его сознание новое отношение к чему-то; в этом случае мешает его жизненный опыт, сложившиеся стереотипы поведения. Но Алфи-то другой, он был чистым листом бумаги, поэтому не могло быть и сопротивления тому, чем мы хотели напичкать его бедную пустую голову. Просто в его голове не было мозгов, которые нужно было промывать.
– Может быть, управление его мозгом отказало именно потому, что мы были слишком уверены, что с ним будет просто.
– Сам мозг себя и контролирует, – произнес Клокер.
Уаксхилл странно взглянул на него.
– Я продолжаю оставаться при своем мнении, что сбоя быть не могло, – настаивал Ослетт. – Кроме того, факт остается фактом. Он был запрограммирован импотентом.
Уаксхилл помолчал, прожевывая и глотая кусочек тоста, затем запил его кофе.
– А если его тело справилось с этим?
– Не понял?!
– Я имею в виду его непредсказуемое тело с этими сверхъестественными возможностями возрождаться.
Ослетт вздрогнул, как будто сама идея вонзилась в него острой иглой.
– Подождите минутку. Верно. Его раны заживают необыкновенно быстро. Пулевые ранения, порезы, переломы костей. Получив раны, его тело может возродиться до исходной точки за невероятно короткий срок. Но в этом-то и весь фокус. До своей исходной точки. Оно не может начать переделывать себя, не может изменить свое начало. Мой Бог, разве это не так?
– Вы в этом уверены, да?
– Да.
– Почему? . – Ну… потому что… в другом случае..: невозможно представить…
– А вы представьте, – сказал Уаксхилл, – что если Алфи не импотент? И интересующийся сексом парень был сделан так, что имеет огромный потенциал, направленный на насилие. Он – биологическая машина- убийца, без угрызений совести и сожаления способная на любые изуверства. Представьте жестокость, смешанную с сексуальным желанием, и подумайте о том, как сексуальные потребности и садистские импульсы могут повлиять друг на друга, дополнить друг друга…
Ослетт отодвинул от себя тарелку. Его мутило при одном виде еды.
– Об этом нужно подумать. Поэтому и принималось столько предосторожностей.
– Как с 'Гинденбургом'.
'И как с 'Титаником', – мрачно добавил про себя Ослетт.
Уаксхилл тоже отставил в сторону тарелку и, зажав чашку с кофе между ладоней, сказал:
– А сейчас Алфи нашел Стиллуотера, во всяком случае физически, и мысли о сексе постепенно приведут его к мыслям о семье, жене, детях. Только Бог знает, какое искаженное и извращенное представление он имеет о значении и смысле семьи. А здесь, заметьте, уже сложившееся семейство. И он хочет его. Очень хочет. Очевидно, что он считает его своим собственным.
Банк открывался рано, что было обусловлено стремлением выжить среди конкурентов. Марти с Пейдж намеревались быть у дверей банка, вместе с Шарлоттой и Эмили, когда управляющий придет открывать его в восемь утра во вторник.
Ему не хотелось возвращаться в Мишн-Виэйо, но он чувствовал, что они смогут произвести расчеты с наименьшими трудностями именно в этом отделении банка, где у них имелся счет. От дома их отделяло всего несколько зданий. Многие клиенты банка знали его в лицо.
Банк размещался в кирпичном здании, стоявшем чуть вдали от остальных, в северо-западном крыле торгового центра, окруженного красивыми лужайками с растущими на них соснами. По обе стороны банка шли улицы, а другие Две стороны выходили на обширные поля. К югу и востоку тянулась Г-образная цепочка зданий, в которых размещались тридцать – сорок деловых контор', включая супермаркет.
Марти оставил машину на южной стороне. Короткое расстояние от БМВ до входа в банк, да еще с детьми между ним и Пейдж, далось им непросто, поскольку пришлось оставить оружие в машине. Он чувствовал себя беззащитным.
Он не мог придумать способа незаметно пронести оружие с собой, даже такое компактное, как 'моссберг'. Он не рискнул спрятать и 'беретту' под лыжной курткой, потому что не был уверен, что какая- нибудь система безопасности' установленная в банке, не обладает способностью засекать наличие оружия у посетителей. Если бы служащий банка принял его за налетчика и вызвал полицию незаметно для него, полицейские на этот раз уже не сомневались бы, что делать, учитывая репутацию, которую он приобрел у них прошлой ночью.
Когда Марти прошел прямо к одному из окошек, Пейдж отвела девочек в конец длинного холла, где стояли два дивана и два кресла и где происходили встречи представителя банка с. клиентами, желающими получить кредит. Банк не был выложен мрамором и не представлял из себя монументального символа денег с массивными дорическими колоннами и сводчатыми потолками. Напротив, это было маленькое учреждение с гулким потолком и зеленым ковром на все времена года. Хотя Пейдж с детьми – находилась в нескольких шагах и была хорошо видна, стоило лишь оглянуться, Марти тяготило, что он вынужден быть вдали от них.
Кассиром оказалась молодая женщина – Лорран Аракадьян, ее имя было написано на табличке над ее окошком. Круглые очки придавали ей совиный вид. Когда Марти сказал, что хочет взять семьдесят тысяч Долларов с их срочного вклада, на котором всего было семьдесят четыре тысячи, она сначала не поняла и решила, что он хочет получить на эту сумму чековую книжку. Когда она положила перед ним форму для заполнения, он разъяснил ей ее ошибку и попросил выдать всю сумму наличными в стодолларовых купюрах, если возможно.
– О! Понимаю. Так… это гораздо большая операция, которую я могла бы произвести самостоятельно. Я должна получить разрешение от старшего кассира или помощника управляющего.
– Конечно, – сказал он спокойно, как будто каждый день брал такие большие суммы со счета. – Я
