сообщила, что поиски начались.
Она была самой доброй, милой и умной из всех, кого я знал, талантливой и преуспевающей художницей. Но Пиа верила, что ее духовным домом является Уэймеа-Бей, а не Оскалуза, штат Канзас, где она родилась и выросла, и не Мунлайт-Бей, где она влюбилась в Бобби. А потом она заявила, что является инкарнацией Каха Хуны, богини серфинга.
Так что странные времена настали задолго до катастрофы в лабораториях Уиверна.
Мы остановились у подножия крыльца и сделали несколько медленных вдохов, чтобы очиститься от запаха смерти, пропитавшего нас, как маринад. Кроме того, мы воспользовались этим моментом, чтобы вглядеться в ночь, прежде чем окунаться в нее в поисках Большой Головы, отряда или новой угрозы, которой не могло предвидеть даже мое буйное воображение.
Над просторами Тихого океана раскинулись две гряды переплетенных облаков, плотных, как габардин, и занимавших большую половину неба.
– Можно купить лодку, – сказал Бобби.
– Какую лодку?
– Какую мы сможем себе позволить.
– И?..
– Остаться в море.
– Радикальное решение, брат.
– Днем парус, ночью вечеринка. Будем бросать якорь на пустынных пляжах и ловить тропические волны.
– Мы с тобой, Саша и Орсон?
– Захватим Пиа в Уэймеа-Бей.
– Каха Хуну.
– Морская богиня на борту не помеха, – сказал он.
– А горючее?
– Парус.
– Еда?
– Рыба.
– Рыба тоже может быть носителем ретровируса.
– Тогда найдем необитаемый остров.
– Где это?
– В заднице у нигде.
– И что дальше?
– Будем выращивать собственную еду.
– Фермер Боб.
– Без комбинезона со «слюнявчиком».
– Удобряющий землю собственным навозом.
– Самообеспечение. Это возможно, – стоял на своем Бобби.
– Так же, как ходить на медведя с рогатиной. То ли ты сваришь из него суп, то ли он сделает из тебя такое.
– Не сделает, если я научусь убивать медведей.
– Тогда прежде, чем поднять парус, тебе придется четыре года проучиться в сельскохозяйственном колледже.
Бобби сделал глубокий вдох, прочистил бронхи и выдохнул.
– Я знаю только одно: не хочу закончить свои дни, как Делакруа.
– Каждый, кто родился на этот свет, рано или поздно кончает, как Делакруа, – сказал я. – Но это не конец. Это путь. К тому, что наступит после.
Он мгновение помолчал, а потом ответил:
– Сомневаюсь, что верю в это так, как ты, Крис.
– Зато веришь, что можешь избежать конца света, выращивая картошку и брокколи на каком-то острове к востоку от Бора-Бора, где необычайно плодородная почва и замечательный прибой. Разве это более правдоподобно, чем загробная жизнь?
Он пожал плечами:
– Большинству легче поверить в брокколи, чем в бога.
– Только не мне. Я ненавижу брокколи. Бобби повернулся к бунгало и сморщился, словно еще ощущал запах разложения Делакруа.
– До чего же сволочное место, брат. При воспоминании о висящих на потолке коконах у меня побежали мурашки по спине, и я поспешил согласиться:
– Место отвратное.
– Хорошо будет гореть.
– Да, но сомневаюсь, что коконы угнездились только в этом бунгало.
Дома Мертвого Города, похожие друг на друга как близнецы, внезапно показались мне построенными не людьми, а термитами или пчелами.
– Давай сожжем это для начала, – предложил Бобби. Ветер, свистевший в высокой траве, стучавший ветками мертвых кустов и шелестевший листьями магнолий, подражал звукам множества насекомых, словно в насмешку над нами, как будто предсказывал неизбежность будущего, принадлежащего шести-, восьми – и стоногим представителям фауны.
– О'кей, – сказал я. – Сожжем.
– Жаль, бензина мало.
– Но не сейчас. Из города приедут копы и пожарники, а нам они ни к чему. Кроме того, у нас мало времени. Нужно ехать.
Когда мы вышли на тропинку, он спросил:
– Куда?
Я понятия не имел, где искать Джимми Уинга и Орсона в безбрежном Форт-Уиверне, и предпочел не отвечать.
Ответ был заткнут за «дворник» напротив пассажирского сиденья джипа. Я увидел его сразу же, как только обошел машину. Он был похож на квитанцию штрафа за парковку в неположенном месте.
Я выдернул послание из-под резиновой щетки и включил фонарик, чтобы рассмотреть его.
Когда я опустился на сиденье, Бобби наклонился и посмотрел на мою находку.
– Кто это сделал?
– Не Делакруа, – сказал я, всматриваясь в темноту и снова пытаясь победить чувство, что за мной следят.
У меня в руках было запечатанное в пленку удостоверение личности площадью в двадцать пять квадратных сантиметров, которое обычно пришпиливается к нагрудному карману рубашки или лацкану пиджака. Фотография с правой стороны принадлежала Делакруа, хотя она и отличалась от фото на водительских правах, найденных у его тела. На этом снимке у Делакруа были широко раскрытые, испуганные глаза, словно вспышка магния заставила его увидеть собственное самоубийство. Под фото значилось «Лиланд Энтони Делакруа»; с левой стороны перечислялись его возраст, рост, вес, цвет глаз, волос и номер социальной страховки. Над ним было написано: «Инициализировать при вступлении в должность». Всю лицевую часть удостоверения украшала объемная голограмма, не мешавшая видеть фотографию и надписи. То были три прозрачные бледно-голубые буквы: DOD.[12]
– Министерство обороны, – сказал я. У моей ма тоже был пропуск от МО, хотя она никогда не носила такую табличку.
– 'Инициализировать при вступлении в должность', – задумчиво повторил Бобби. – Держу пари, что в эту штуку встроен чип.
Бобби у нас ходячий компьютер. Я никогда не стану таким. Мне не нужен компьютер, а поскольку мои биологические часы тикают быстрее ваших, у меня нет времени на его освоение. Кроме того, считывать данные с монитора через солнцезащитные очки очень трудно. Часами сидя перед экраном, вы купаетесь в низкочастотном ультрафиолетовом излучении, которое для вас не опаснее весеннего дождя; однако из-за
