Я сделал, как он велел.
Фейерверки в стекловидной поверхности должны были тут же исчезнуть и смениться абсолютной темнотой. Однако цветные звезды, хризантемы и вращающиеся колеса продолжали жить в этом таинственном материале, передвигаться по всей комнате, образовывать карусель света и тени, меркнуть и уступать место новым огненным извержениям.
– Оно управляет собой, – сказал Бобби.
– Кто управляет?
– Процесс.
– Какой процесс?
– Помещение, машина, процесс… Что бы ни было.
– Оно не может управлять собой, – заспорил я, отрицая очевидное.
– Лучевая энергия? – предположил он.
– Что?
– Энергия световых лучей?
– Ничего не понимаю…
– Я и сам не понимаю. Но что-то должно было включить эту чертовщину. Энергия лучей фонариков. Я покачал головой:
– Не может быть. В них почти нет энергии.
– Эта хреновина впитывает в себя свет, – стоял на своем Бобби, шаркая ногой по сверкающему полу, – превращает его в энергию и использует ее для того, чтобы начать вырабатывать энергию самостоятельно.
– Как?
– Как-то.
– Это не наука.
– В «Звездных войнах» показывали штуки и похлеще.
– Это колдовство.
– Наука или колдовство, но это есть.
Даже если Бобби был прав – а в его словах была по крайней мере крупинка истины, – феномен не мог поддерживаться вечно. Часть световых извержений начала меркнуть. Это относилось как к краскам, так и к интенсивности излучения.
У меня так пересохло во рту, что в воображении мигом появилась запотевшая бутылка «Хайникена» и мучительно долго не хотела исчезать.
– Почему этого не было раньше? – наконец произнес я.
– А ты когда-нибудь приходил сюда с двумя фонарями?
– Нет. Я однофонарный.
– Может быть, это была критическая масса. Минимальное количество света, необходимое для включения.
– Критическая масса из двух вшивых фонариков?
– Может быть.
– Бобби Эйнштейн. – Я посмотрел на выход с тревогой, которая слегка уменьшилась из-за ослабления яркости светового шоу. – Ты видел ту дверь?
– Какую дверь?
– Толстую и круглую, как у ядерного реактора.
– Ты что, пива перепил?
– Она была там и не там.
– Дверь?
– Ага.
– Брат, это не дом с привидениями.
– Зато лаборатория с привидениями.
Я удивился тому, каким правильным и подходящим к случаю оказалось слово «привидения». Инстинкт подсказывал: да, это так. Такой дом не обязательно должен быть заброшенным, иметь множество высоких шпилей, трескучие половицы и быть холодным как склеп. Я явственно ощущал присутствие злобных духов, приникших к невидимой преграде между моим и их миром, атмосферу ожидания, предшествующую скорой материализации злобного и склонного к насилию существа.
– Дверь была там и не там, – упорствовал я.
– Это похоже на дзен-буддистский коан: какой звук можно извлечь, хлопая одной ладонью? Куда может вести дверь, если она «там» и одновременно «не там»?
– Не думаю, что у нас есть время для медитации.
Я действительно ощущал, что время уходит и космические часы быстро тикают, приближая нас к развязке. Это предчувствие было таким сильным, что я едва не устремился к выходу.
Единственное, что меня удерживало в яйцевидной комнате, – это уверенность, что Бобби не последует за мной. Он не интересуется ни политикой, ни культурной, ни светской жизнью, и ничто не может отвлечь его от пляжа, солнца и прибоя, кроме помощи другу, оказавшемуся в беде. Он не доверял тем, кого называл «плановиками», – людям, которые думают, что знают, как построить лучший мир, которые учат других, как им следует жить и что думать. Но по зову друга он пошел бы на баррикады. Стоило Бобби узнать причину – в данном случае ею было исчезновение Джимми Уинга и славного Орсона, – и он бы ни за что не сдался и не отступил.
Я тоже не оставил бы друга в беде. Только убеждения и друзья помогают нам пережить трудные времена. Друзья – единственные в этом несовершенном мире, с кем нам хотелось бы встретиться на том свете; друзья и любимые – единственный свет, который освещает наше будущее.
– Идиот, – сказал я.
– Задница, – откликнулся Бобби.
– Я не тебе.
– А тут больше никого нет.
– Я обозвал идиотом себя. За то, что приперся сюда.
– А… тогда беру «задницу» обратно.
Бобби включил фонарик, и на стенах яйцевидной комнаты вновь заиграли тихие фейерверки. На сей раз они не медлили и сразу врубились на полную мощность.
– Включи свой фонарь, – сказал Бобби.
– Мы что, вконец очумели?
– Не вконец, а недостаточно.
– Это место не имеет отношения к Джимми и Орсону, – сказал я.
– Откуда ты знаешь?
– Их здесь нет.
– Но есть что-то, что поможет нам найти их.
– Мы не сможем помочь им, если умрем.
– Будь идиотом-паинькой и включи фонарь.
– Это глупо.
– Ничего не бойся, брат. Carpe noctem.
– Черт! – выругался я, попав в собственную ловушку. И включил фонарь.
Глава 13
На окружавших нас пурпурных стенах бушевал разгул неистовых огней, и было легко представить себе, что мы находимся в большом городе, охваченном мятежом. Вокруг кишели бомбометатели, поджигатели, попавшие в собственную огненную ловушку и в ужасе бегущие сквозь ночь. Циклоны бушующего огня неслись по бульварам, мостовую заливала лава; из широких окон небоскребов вырывалось оранжевое пламя; тлеющие обломки ограждений, карнизов и балконов обрушивались на улицу, оставляя за собой искры и струи дыма, похожие на хвост кометы.
