– Нужно ловить волну, пока ты способен на это.
Мы вернулись к коттеджу. Бобби и очнувшийся Орсон сидели на широкой верхней ступени крыльца.
Между ними как раз оставалось место для нас с Сашей.
Не могу сказать, что мои братья находились в приподнятом настроении.
По мнению Бобби, он нуждался лишь в неоспорине и перевязке.
– Рана поверхностная, – успокоил он нас. – Тонкая, как порез от бумаги, и неглубокая – не больше сантиметра.
– Прими мои соболезнования по поводу рубашки, – сказала Саша.
– Спасибо за сочувствие.
Поскуливая, Орсон поднялся на ноги, спустился по ступеням под дождь, и его вырвало на песок. Этой ночью мы отрыгнули прошлое.
Дрожа от страха, я не мог отвести от него глаз.
– Может, отвезти его к ветеринару? – проговорила Саша.
Я отрицательно покачал головой. Никаких ветеринаров.
Я не заплачу. Я не плачу. Какая горечь возникает внутри, когда глотаешь так много слез!
Обретя способность говорить, я сказал:
– Я не верю ни одному ветеринару в городе. Они скорее всего тоже участники всего этого. Если они сообразят, кто такой Орсон, поймут, что он имеет отношение к проекту Форт-Уиверна, они отберут его у меня и отправят обратно в лабораторию.
Орсон стоял, подставив морду под освежающие струи дождя.
– Они вернутся, – проговорил Бобби, имея в виду обезьяний отряд.
– Не сегодня, – ответил я. – Возможно, они еще долго не вернутся.
– Но рано или поздно – обязательно.
– Да.
– А кто еще? Или что? – вымолвила Саша.
– Кругом царит хаос, – сказал я, припомнив слова Мануэля. – Формируется совершенно новый мир. Откуда нам знать, какой он будет или что рождается в нем в эти самые минуты.
Несмотря на все, что нам пришлось увидеть, и все, что мы узнали о проекте Форт-Уиверна, мы до самого последнего момента не осознавали, что живем на пороге армагеддона и являемся свидетелями конца цивилизации. Это осознание пришло к нам только теперь, когда мы сидели, прижавшись друг к другу, на ступенях крыльца. Дождь колотил землю, словно громогласные барабаны, возвещающие начало Страшного суда.
Эта ночь была самой заурядной, и в то же время она не могла бы показаться более странной, даже если бы в просвете между облаками появились три луны вместо одной и небо, полное незнакомых созвездий.
Орсон принялся лакать дождевую воду, скопившуюся в углублении нижней ступеньки, а потом гораздо более уверенно, чем прежде, взобрался на крыльцо и устроился рядом со мной.
Боясь, что у него на самом деле либо сотрясение мозга, либо что-то похуже, я задал ему несколько вопросов, используя изобретенную мной методу кивания головой. Пес был в порядке.
– Господи правый! – выдохнул Бобби.
Еще никогда в жизни я не видел, чтобы он был до такой степени потрясен.
Я вошел в дом и через минуту вернулся на крыльцо, неся в руках четыре бутылки пива и плошку, на которой рукой Бобби было выведено слово «РОЗАНЧИК».
– Пара картин Пиа пострадали от картечи, – сообщил я.
– Мы свалим вину на Орсона, – откликнулся Бобби.
– Нет ничего опаснее, чем собака с ружьем, – наставительно произнесла Саша.
Некоторое время мы сидели молча, прислушиваясь к звукам дождя и вдыхая сладкий, напоенный свежестью воздух.
Неподалеку от нас на песке распростерлось тело Карла Скорее. Вот и Саша, подобно мне, стала убийцей.
– Это и есть жизнь, – сказал Бобби.
– Настоящая, – подтвердил я.
– Крутая.
– Безумная, – добавила Саша.
Орсон согласно фыркнул.
34
Той же ночью мы завернули мертвых обезьян и тело Скорсо в простыни. До последнего момента мне казалось, что он вот-вот поднимется, сядет на земле подобно ожившей мумии, высунет из-под развевающейся простыни руку и схватит меня. Такие сцены часто встречались в старых фильмах, когда