понадобиться наличные, но в такой ситуации нужно быть готовым ко всему.
Деньги перекочевали в карман моих джинсов.
Задвигая ящик тумбочки, я нечаянно глянул в сторону кровати и заметил на покрывале какой-то черный предмет, а взяв его в руки, удивился тому, что он оказался именно тем, на что был похож в полумраке, – пистолетом.
Я видел его впервые в жизни.
Мой отец никогда не имел оружия.
Подчиняясь первому порыву, я положил пистолет и обтер его краем покрывала, стремясь уничтожить свои отпечатки пальцев. Мне вдруг подумалось, что меня намереваются подставить, свалив на меня вину за преступление, которого я не совершал.
Хотя телевизор тоже испускает ультрафиолетовые лучи, я за свою жизнь пересмотрел много фильмов. Если я сажусь подальше от телеэкрана, мне ничто не угрожает. Я помню, как в этих фильмах невинных людей в исполнении Кери Гранта, Джеймса Стюарта и Харрисона Форда беспощадно преследовали за чужие преступления, а потом сажали за решетку с помощью сфабрикованных улик.
Быстро войдя в ванную комнату, я включил слабую матовую лампочку. Нет, мертвой блондинки тут не оказалось. И Орсона тоже.
Я немного постоял и еще раз прислушался. Если в доме и находились посторонние, то они должны были быть призраками и парить в эктоплазмической тишине.
Я вернулся к кровати, поколебавшись, взял пистолет и возился с ним до тех пор, пока не сумел извлечь обойму. Она была полной, и я загнал ее обратно в рукоятку. Никогда прежде я не имел опыта обращения с оружием, и поэтому теперь оно показалось мне тяжелее, чем выглядело на первый взгляд. Пистолет весил чуть меньше килограмма.
Рядом с тем местом на покрывале, где я обнаружил пистолет, лежал конверт. Я заметил его только сейчас и, вытащив из тумбочки фонарик-ручку, направил его луч на белый прямоугольник. В верхнем левом углу был напечатан обратный адрес: магазин «Оружие Тора» в Мунлайт-Бей. Незапечатанный конверт, на котором не было даже марки, а только почтовый штамп, был слегка помят и имел обрез в виде причудливых зубцов. Взяв конверт в руки, я увидел на нем в некоторых местах влажные пятна, однако сложенные бумаги внутри его оказались сухими.
Подсвечивая себе фонариком, я внимательно изучил документы и узнал аккуратную подпись отца на копии стандартного заявления в полицию. Он сообщал в нем, что чист перед законом и не страдает психическими заболеваниями, которые могли бы стать препятствием для приобретения огнестрельного оружия.
В конверте также оказалась квитанция на пистолет. Из нее следовало, что это – 9-миллиметровый «глок-17» и мой отец расплатился за него чеком.
При взгляде на число, которым была датирована квитанция, меня пробрал озноб: 18 января, два года назад. Отец купил «глок» через три дня после того, как моя мама погибла в автокатастрофе на шоссе № 1. Он будто почувствовал, что придется защищаться.
В кабинете, расположенном через коридор от ванной, перезаряжался мой сотовый телефон. Я вытащил его из подзарядного устройства и пристегнул к брючному ремню. Орсона не было и в кабинете.
Подбросив меня в больницу, Саша заехала сюда, чтобы накормить Орсона. Может быть, уезжая, она забрала его с собой? Когда я выходил из дома, пес был угрюм. Возможно, после моего ухода он впал в еще более мрачное состояние и сострадательная Саша просто не смогла оставить беднягу одного?
Но даже если Орсон отправился с Сашей, кто принес «глок» из комнаты отца в мою спальню и положил его на постель? По крайней мере, не Саша. Во-первых, она не знала о существовании пистолета и, во- вторых, ни за что не стала бы рыться в вещах моего отца.
Телефон на столе был соединен с автоответчиком.
На аппарате мигал огонек, показывая, что на пленке имеются сообщения, а светящаяся цифра в окошечке сообщала, что их было два.
Первый звонок был сделан лишь полчаса назад. Он длился две минуты, но звонивший так и не произнес ни слова. Было только слышно, как некто на другом конце провода медленно и глубоко вдыхает и выдыхает, словно обладает магической способностью ощущать запахи через телефонную линию и именно по запаху пытается определить, дома я или нет. Через некоторое время неведомый абонент начал что-то мурлыкать себе под нос, будто забыв, что его голос записывается на пленку. Он мурлыкал так, как это делает рассеянный человек, погруженный в свои мысли. Это не было какой-то мелодией. Жуткое мычание то поднималось вверх, то опускалось, то кружило на одном месте. Такое может услышать сумасшедший, когда ему чудится пение ангелов смерти.
Я не сомневался, что этот человек мне незнаком.
Любого из своих друзей я сразу распознал бы даже по одному только мурлыканью. Я также не сомневался в том, что незнакомец не ошибся номером, а звонил именно мне. Каким-то образом он был связан со всеми событиями, последовавшими за смертью моего отца.
Когда в автоответчике зазвучали короткие гудки отбоя, я вдруг заметил, что крепко сжимаю кулаки и сдерживаю дыхание. Я выдохнул бесполезный горячий воздух, наполнил легкие новым и прохладным, но разжать кулаки так и не смог.
Второй звонок был сделан всего за несколько минут до моего возвращения домой. Звонила Анджела Ферриман, медсестра, находившаяся у постели отца на протяжении всей его болезни. Она не представилась, но я и так сразу же узнал ее высокий певучий голос, наводивший на мысль о маленькой юркой птичке, торопливо перелетающей с ветки на ветку. 'Крис, мне надо с тобой поговорить. Обязательно! И чем скорее, тем лучше.
Сегодня же, если, конечно, ты сможешь. Я звоню тебе из машины. Еду домой. Приезжай ко мне. И не звони, я не доверяю телефонам. Я и сейчас-то звонить не хотела, но мне непременно нужно увидеться с тобой. Постучись в заднюю дверь. Я не буду спать, как бы поздно ты ни пришел. Я просто не смогу заснуть'.
Я вставил в автоответчик чистую кассету, а эту вынул и засунул под ворох смятых бумажек на дно мусорной корзины, стоявшей возле письменного стола.
