света.
– Скажете это динозаврам, которые придут нам на смену.
– Врать не стану: у меня у самого сердце не на месте, – признался Рузвельт.
– Если вы настолько напуганы, что каждую ночь уплываете на дальнюю стоянку, и если знаете, что происходящее в Уиверне до такой степени опасно, почему же вы давным-давно не сбежали из Мунлайт- Бей?
– Я думал об этом. Но здесь – мой бизнес, здесь – вся моя жизнь. Кроме того, спастись мне все равно не удастся, разве что выиграть немного времени. В конечном счете спасения нет нигде.
– Звучит не очень-то оптимистично.
– Да уж…
По-прежнему держа кошку на руках, Рузвельт проводил нас через кают-компанию и кормовую каюту к лестнице, ведущей наверх.
– Знаешь, сынок, я всегда хорошо держал удары судьбы и был способен разобраться со всем, что она в меня кидала, – и с плохим, и с хорошим, до тех пор, пока это было мне хотя бы интересно. Господь благословил меня насыщенной и разнообразной жизнью, и я боюсь только одного – скуки. – Мы поднялись на палубу и сразу же оказались в объятиях тумана. – От всего, что происходит сейчас в «жемчужине Центрального побережья», волосы встают дыбом, но, как бы ни повернулись события, скучными они по крайней мере не покажутся.
Оказывается, Рузвельт имел больше общего с Бобби Хэллоуэем, чем могло показаться на первый взгляд.
– Что ж, сэр, благодарю вас за совет. Я подумаю.
Я сел на поручень сходней и соскользнул на причал, находившийся в полутора метрах ниже палубы. Орсон протопал следом за мной.
Большая голубая цапля уже улетела. Вокруг меня клубился туман, черная вода хлюпала о днище яхты, все остальное вокруг было неподвижно, как смертный сон.
Не успел я сделать несколько шагов, как с палубы меня окликнул Рузвельт:
– Эй, сынок.
Я остановился и обернулся.
– Жизни твоих друзей действительно поставлены на кон. Но на карте и твое собственное счастье. Поверь, ты не захотел бы знать больше, чем знаешь сейчас. У тебя и так хватает проблем. Одно то, как ты живешь…
– Нет у меня никаких проблем, – оборвал я его. – Просто у каждого человека имеются свои сильные и слабые стороны.
Кожа Рузвельта была такой черной, что в тумане его фигура могла показаться всего лишь миражом, игрой теней. Кошка на его руках была невидима, и в темноте горели лишь ее глаза, словно загадочные зеленые огоньки, плавающие в пустом пространстве.
– Сильные и слабые стороны… Ты действительно в это веришь?
– Да, сэр.
Однако сейчас я не был до конца уверен в том, почему считал эту мысль правильной: то ли потому, что она на самом деле была верна, то ли из-за того, что на протяжении всей жизни я сам убеждал себя в ее правильности. В большинстве случаев реальность такова, какой ты сам ее делаешь.
– Я скажу тебе еще одну вещь, – проговорил он. – Одну вещь, которая, возможно, убедит тебя в необходимости бросить все это и жить как живешь.
Я молча ждал.
Наконец с явно различимым сочувствием в голосе Рузвельт сказал:
– Знаешь, в чем заключается причина того, почему они не причинят вреда тебе лично и будут стараться подчинить тебя, убивая твоих друзей? Знаешь, в чем причина того, что большинство из них почитают тебя?
Она в том, кем была твоя мать.
Страх, похожий на бледного и холодного могильного червя, пополз по моей спине, легкие сдавило, и я не мог дышать, хотя не понимал, почему туманная фраза Рузвельта подействовала на меня так угнетающе. Возможно, душой я неосознанно понимал больше, нежели головой. Возможно, разгадка уже таилась в лабиринтах моего подсознания и дожидалась только того момента, когда я наткнусь на нее. А может, она скрывалась в бездне сердца.
– Что вы имеете в виду? – спросил я, обретя способность дышать.
– Если ты задумаешься – как следует задумаешься, – сынок, то, возможно, поймешь, что, продолжая копаться в этом деле, ты ничего не выиграешь, а только потеряешь. Знание не всегда приносит мир в наши души. Сто лет назад люди ничего не знали о структуре атома, ДНК и «черных дырах», но разве мы сейчас счастливее их?
Как только Рузвельт произнес последнее слово, туман на том месте, где он стоял, сгустился. Дверь каюты мягко закрылась, и негромко щелкнул замок.
24
Вокруг поскрипывающей «Ностромо» медленно вился туман. В его клубах проступали очертания невиданных кошмарных чудовищ и тут же таяли, сменяясь другими.
Под впечатлением последних слов Рузвельта Фроста в моем мозгу возникали еще более жуткие существа, нежели те, что сотворял туман, но я старался не обращать на них внимания, чтобы они благодаря
