Сказала и закусила губу.
— Я не напрашиваюсь на ответные обещания, — сказал он.
— Джек…
— Просто скажи, что не ненавидишь меня.
Она вздохнула.
— Я не ненавижу тебя.
Джек ухмыльнулся.
— А теперь скажи, что я тебе не очень противен.
— Ты мне не очень противен.
— Скажи, что я тебе немного нравлюсь.
— Ты мне немного нравишься.
— Может, больше, чем немного?
— Может, больше, чем немного.
— Отлично. На настоящий момент мне этого хватит.
— Ну и хорошо.
— Но все равно я люблю тебя.
— Джек, черт возьми!
Она отодвинулась от него, натянув на себя простыню.
— Не будь такой холодной, Ребекка.
— Разве я холодно к тебе отношусь?
— Не обращайся со мной так, как ты это делала весь сегодняшний день.
Она посмотрела ему в глаза.
Джек сказал:
— Мне казалось, что ты сожалеешь о том, что было вчера.
Она отрицательно покачала головой.
Джек продолжал:
— Меня очень задело то, как ты вела себя сегодня. Я решил, что ты разочаровалась во мне и в себе после того, что произошло вчера.
— Нет, и не думала.
— Теперь я это знаю, но сейчас ты снова отстраняешься от меня.
Что-нибудь не так?
Ребекка, как маленькая девочка, принялась грызть ноготь.
— Ребекка!
— Я не знаю, как сказать. Не знаю, как объяснить. Мне никогда раньше не приходилось говорить об этом кому-либо.
— Не беспокойся, у тебя хороший слушатель.
— Мне нужно немного времени, чтобы подумать.
— Пожалуйста, думай.
— Немного. Буквально несколько минут.
— Можешь думать сколько угодно.
Ребекка задумчиво рассматривала потолок. Джек накрыл себя и ее одеялом.
Некоторое время они оба молчали.
Ветер за окном пел серенаду из двух нот.
— Мой отец умер, когда мне было шесть лет, — заговорила наконец Ребекка.
— Это ужасно. Ты его, по сути, и не знала?
— Да, это так. Но даже сейчас, как ни странно, мне его очень не хватает — отца, которого я почти не знаю и которого почти не помню. Все равно мне его страшно не хватает.
Джек вдруг подумал о своем Дэйви, которому в момент смерти матери не было еще и шести.
Он мягко сжал руку Ребекки.
Она продолжала:
— Страшно не то, что отец умер, когда мне было только шесть лет. Самое страшное то, что я присутствовала при его смерти, видела все собственными глазами.
— Господи, как это случилось?
— Ну… у них с мамой была бутербродная. Совсем маленькая, четыре небольших столика. В основном они работали по заказам: бутерброды, картофельный салат, салат из вермишели, несколько сладких блюд. В этом бизнесе трудно добиться успеха, если у тебя с самого начала нет двух важных вещей: приличного стартового капитала, чтобы продержаться два первых трудных года, и выгодного людного места по соседству с какими-нибудь офисами. В этом смысле моим родителям было трудно: у них не было хорошего стартового капитала, они не могли платить за аренду помещения в бойком месте. Начав с невыгодной точки, они каждые три года перебирались в новое место, немного лучше предыдущего. Трудились в поте лица, не покладая рук — отцу пришлось подрабатывать уборщиком. Он уходил на эту работу поздним вечером, когда закусочная закрывалась, и возвращался домой только к утру. Спал четыре-пять часов и шел открывать свою бутербродную. Мама много работала на кухне, стояла за прилавком, убиралась в чужих квартирах, чтобы немного подработать.
Наконец закусочная стала приносить доход. Отец бросил вторую работу, мать больше не подрабатывала уборкой. В общем, дело пошло в гору, и они уже стали искать помощника, поскольку вдвоем уже не справлялись с работой. Но однажды днем… в затишье между обедом и ужином, когда мама пошла отнести заказ, а мы с отцом были в заведении вдвоем… пришел этот парень… с пистолетом.
— О черт! — воскликнул Джек. Он знал, чем это обычно кончается. Он много раз видел это — трупы владельцев магазинов, распростертые у прилавка в луже собственной крови, очищенные кассовые аппараты…
Ребекка продолжала:
— Этот парень был какой-то странный. Хотя мне было всего шесть лет, я это сразу почувствовала, прошла на кухню и стала наблюдать за ним из-за занавески. Он выглядел нездорово… был бледен… тени под глазами.
— Наркоман?
— Да, как выяснилось позже. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу его бледное лицо, искривленные губы. Самое ужасное, этого подонка я помню отчетливо, а лицо собственного отца стерлось из памяти. Эти бешеные глаза!
Ее передернуло.
Джек сказал:
— Не продолжай.
— Нет, я должна рассказать, иначе ты не поймешь, почему я так отношусь к некоторым вещам.
— Ладно, если уверена в том, что…
— Я уверена.
— И что же? Твой отец не отдал деньги этому сукину сыну?
— Нет, отдал ему деньги. Все, до последнего цента.
— Не оказав сопротивления?
— Нет.
— Но это не спасло его?
— Нет. У этого подонка, видимо, было маниакальное состояние. Он ненавидел всех вокруг. Ты знаешь, как это бывает. Я думаю, ему не столько нужны были деньги, сколько удовольствие расправиться с кем-нибудь. Ну, он и… нажал на курок.
Джек обнял ее и притянул к себе.
— Два выстрела. И потом этот подонок убежал. В отца попала только одна пуля… в лицо.
— Господи, — вздохнул Джек. Он представил себе: шестилетняя Ребекка из-за занавески на кухне закусочной наблюдает за тем, как разлетается на куски голова ее отца…
— Это был сорок пятый калибр, — добавила сегодняшняя Ребекка, — разрывная пуля. Почти в упор.
