– Но какого черта ты от меня хочешь, Катрин?
– Какой же ты злой! – она плачет. – Когда мы снова увидимся?
– Мы ведь уже виделись, нет?
– Но не сегодня. И мы не занимались любовью… с субботы.
– Какое совпадение! – горько замечает Оливье.
– Я люблю тебя, милый! Не бросай меня! Не сейчас!
– Катрин, я не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
– Но ты меня еще хоть немного любишь? – Катрин рыдает.
– Я не знаю… Не знаю.
– Прошу тебя, позволь мне прийти… Только взглянуть на тебя…
– Не сегодня. Кстати, верни мне дубликат ключа.
– Я воспользовалась им в первый и последний раз, клянусь тебе! Хочешь, я принесу его сейчас?
– Нет. Положи его в мой почтовый ящик.
– Когда мы снова увидимся?
– Не знаю… Первого числа следующего месяца, когда я отдам тебе плату за квартиру.
– Ты не можешь бросить меня вот так! Это жестоко!
– Почему? Можешь считать, что тебе повезло.
– Потому что я не сделала тебе ничего плохого! Потому что послала все к черту ради тебя!
Голос ее срывается на крик, она хватает бумажную салфетку, которую только что взяла в туалете, и, не переставая рыдать, начинает шумно сморкаться.
– Нужно было раньше об этом думать, Катрин. Я не просил тебя посылать все к черту ради меня. Никогда!
Оливье вешает трубку. Катрин опускается на пол и горько плачет, словно брошенный ребенок Она не представляет себе будущего без Оливье. Она думает о том дне, когда они занимались любовью прямо здесь, на этом столе… Как это было чудесно! Он не может вот так взять и уйти от нее! Их теперь связывает общая тайна… Это было бы слишком несправедливо!
Катрин плачет до восьми вечера, затем, усталая и опустошенная, возвращается домой. К семейному ужину.
На летучке в четверг утром Массон отдает приказания резким нервным тоном. Он убежден, что каждый прошедший день дает убийце лишний шанс скрыться.
– Бертран, позвони мадам Салерн и вежливо попроси ее зайти сегодня утром в отделение. Пускай сделают ее фотографии с антропометрическим описанием и снимут отпечатки пальцев.
– Она наверняка ответит, что не может отлучиться из магазина.
– Мне плевать! Пусть зайдет в обеденный перерыв! Фред, ты, как я понимаю, не нашел в ее счетах ничего особенного?
– Во всяком случае, ничего из того, о чем вы говорили: движения крупных денежных сумм, переводы на другой счет и так далее. Но я заметил, что в последние месяцы ее расходы увеличились…
– Женщины всегда больше тратят весной. Фред ничего не отвечает, но спрашивает себя, что Массон может знать о женщинах и о весне. Затем продолжает:
– Однако если сравнить этот период с аналогичным периодом прошлого года, можно заметить, что ее расходы значительно выросли.
– И что из этого следует?
– Ничего, шеф.
– Вот и не забивай мне голову всякой чепухой! – Массон мгновенно жалеет о вырвавшихся у него словах, так как сам же обычно и призывает своих помощников обращать внимание на самые мелкие детали. Там, где один не заметит ничего примечательного, другой может разглядеть интересную зацепку. – Что еще? – мрачно спрашивает он.
– Она каждый месяц получает чек на три с половиной тысячи франков. Точнее, последние четыре месяца. До этого она получала ту же сумму, но деньги поступали сразу на счет.
– За что она может получать эти чеки?
– Я думаю, за аренду квартиры, потому что, когда приходили денежные переводы, это было тютелька в тютельку первого числа каждого месяца. А вот чеки вносились на счет когда как.
– Может быть, в последнее время ей не так нужны деньги? – высказывает предположение Бертран. – Раз она тратит больше, чем раньше, и не слишком спешит обналичить чеки в банке?
– Да уж, мне бы такого хозяина! Мой ни за что не станет ждать десятого числа!
– Когда ты получишь информацию о том, кто подписывал чеки?
– Сегодня, возможно, еще до обеда.
– Хорошо, подождем. Больше ничего? Та американка из отеля больше ничего не вспомнила?
– Нет, шеф.
