бы любовная связь получилась. У меня в рассказе Нэдзу-сан ради нее зазвал к себе на тот вечер ненавистную ему женщину и подстроил, будто убита мадам. На сем позвольте завершить сие повествование.
— Вранье это! Вранье!!!
Это вдруг пронзительно закричала Киёми.
— Вздор все это!
— Конечно, вздор. Я потому и предупреждал, что это выдумка. Киёми, а ты, похоже, считаешь, что в моей истории что-то не сходится?
— Но ведь отпечатки пальцев показали, что тот труп — это точно мадам. Таких же отпечатков и в ателье много было!
— Много — это сколько?
— Ну…
— Киёми, у автора данного детектива все продумано. Мать Юкико и в мыслях не держала, что ее жизнь в опасности, и потому в тот вечер позволила Нэдзу-сан обманом привести себя в «Одуванчик». А там она прикасалась к разным предметам. Нет, я лучше сделаю так: ее вынудили прикасаться, вот!
— Но… но… — У Киёми от досады даже пот на лице выступил. — А что Судо-сан? Муж Дзюнко — он же в тот вечер пропал без вести, а сейчас считается главным подозреваемым — что с ним?
— С ним все ясно.
— Что ясно?
— Он убит. Тем же преступником, что убил ту женщину.
— Оо…
— Подожди, но газеты писали, что в ателье на втором этаже в спальне обнаружено пятно крови, и кровь эта той же группы, что у Желудя!
— А!
Кровь отхлынула от щек Киёми, в глазах затрепетал страх. Впрочем, не она одна изменилась в лице. Кэнсаку и Тамаки тоже окаменели.
— Замолчи, Сабу-тян! Прекрати свой ужасный детектив!
Тамаки не смогла удержаться от крика, а вот Киёми прекращать разговор не собиралась:
— Послушай, но если Судо-сан убили, то где же труп? Он-то куда исчез?
— Это тоже предусмотрено.
— Как?
Киёми хотелось докопаться до мелочей.
— Труп в этом озере.
Оп!
Тамаки одним прыжком очутилась рядом с Кэнсаку.
Было уже половина одиннадцатого. Солнце стояло высоко, и поверхность воды сверкала черно-синем глянцем, напоминая чешую сома. Желуди, когда-то закрывавшие чуть не половину озера, уже благополучно покоились на дне.
— Ладно, Сабу-тян, пусть Судо убили. Но почему труп в озере?
— Так он же господин Желудь, верно?
— Ну и что?
Сабухиро неожиданно для всех завел песню. Отбивая ладонями такт по своим толстым ляжкам, вздымавшимся землей словно две горы, он пропел песенку на стихи Аоки Масаеси:
— Желудь покатился,
Прямо в озеро свалился.
Вот беда!
Закончив исполнение, Сабухиро задрал нос, словно красуясь перед зрителями, и расхохотался во всю глотку, тряся пузом.
— Эно, говорил же я — это все мои выдумки!
Вся троица ошеломленно уставилась на него. Вдруг Тамаки пронзительно закричала:
— Ой, смотрите, Киндаити Коскэ идет!
По пологому склону к озеру спускался Киндаити Коскэ. Рядом, прихрамывая, шагал комендант Нэдзу. Следом за ними появились фигуры Дзюнко и Канако. Атмосфера странной напряженности окутывала эту компанию.
— А! Мама!.. — Тамаки почему-то испугалась. — Что же там стряслось?
— Разговаривают, а сами сюда показывают.
Кэнсаку тоже инстинктивно понизил голос.
Пришедшие остановились на склоне, пошептались о чем-то, показывая на озеро, а затем, ускорив шаг, направились к ребятам. Дзюнко сжимала в руке что-то, сильно похожее на конверт, и была необычайно взволнованна.
— Что же такое?
— Случилось что-то.
Кэнсаку и Тамаки обменялись взглядами, Сабухиро и Киёми молчаливо смотрели на взрослых.
— Ну доброе утро! — Киндаити Коскэ дружелюбно улыбался. — Что, пикничок здесь устроили?
— Киндаити-сэнсэй, что-то произошло?
— Минутку, минутку…
Он подошел к самому краю мыса, туда, где рос дуб, и принялся вглядываться в озеро. Вода в глубине сгущалась иссиня-черным и больше, чем на метр не просматривалась. У самой поверхности колыхались длинные нити спутанных водорослей, пугающе походившие на волосы женщины, моющей голову.
— Мам, мама, ну что стряслось?
— Я и сама толком не знаю. Пришла к Судо-сан, а там Киндаити-сэнсэй… Госпожа попросила, чтоб я тоже с ними пошла.
— Сэнсэй! — Тамаки подскочила к Киндаити. — Может, в этом озере труп мужа Дзюнко-тян?
— Тамаки!
Поспешный оклик Сабухиро запоздал.
— Тамаки-тян!
Голос Дзюнко суров.
— От кого ты это слышала? Что, кто-то говорит, будто в этом озере тело моего мужа?
В глазах Дзюнко огнем полыхала ярость.
Тамаки струхнула и ничего не ответила. Сабухиро изготовился броситься наутек.
— Тамаки-тян!
Дзюнко кричала уже надрывно, и Тамаки тоже приготовилась к бегству.
— Да нет, шутка это.
Кэнсаку успел взять себя в руки и встал между Дзюнко и девочкой.
— Шутка? Что именно — шутка?
— Понимаете, у вашего мужа прозвище — господин Желудь. Вот болван один и брякнул: раз Желудь, значит в озере. Ну знаете песенку — «Желудь покатился, прямо в озеро скатился. Вот беда!» Поэтому…
Кэнсаку прикусил язык. В глазах Дзюнко, пристально смотревшей ему в лицо, он заметил странный блеск.
— Эномото-сан!..
Дзюнко хотела было что-то спросить, но за нее это сделал Киндаити Коскэ.
— Эномото-кун, и кто же это сказал?
— Да не все ли равно, кто? Это ведь так, болтовня. Можете считать, что я, например. Простите, у вас что, нет больше никаких конкретных фактов, если вы так цепляетесь за обычную шутку?
— Эномото-сан, так значит, вот это ты мне подбросил? Ты сочинил эту анонимку?
— Что-о?
Изумленный Кэнсаку взял в руки конверт, который ткнула ему женщина. Он был адресован Судо Дзюнко. При виде четко выписанных по трафарету иероглифов Кэнсаку мгновенно изменился в лице:
— Можно прочесть?
