сквозь зал, проигнорировав тяжёлый занавес.
А занавес, меж тем, помчался снова вгору...
Продюсер храбрый за время паузы, досадной зрителям, успел лишиться кой-каких
жизненноважных органов.
Видеть-то мог, и даже мог одной рукой писАть, но... мог ли он теперь два пальца
об асфальт?!
Тяжёлый занавес упал вторично.
Раздался чей-то голос, изображающий финальный конферанс:
- Да! Мог ли он теперь 'два пальца'? Давайте, граждане, подумаем! Все вместе!
Зал в бессилии, не знает, что ответить. Прецедента не было...
Конферансье и тут не растерялся:
- Благодарю, что хоть на рифму не обиделись, не разрыдались, не ушли в себя, не
заколдобились, не отвернулись, не озлобились и, как итог, не бросились бежать!
Сontinued будет, и, скорей всего, неоднократно... Вы ждите, ждите!
После долгой паузы, дабы возбудить ещё не спящих зрителей, конферансье продолжил
конферанс:
- Уважаемые зрители! В составе труппы произошла замена. Солист уехал на казённом
«мерседеце» уколы делать! Сорок штук! На Петроградскую!
В зале начались восторженные стоны, пермежённые хлопками:
- Сорок?! Сорок?! Сорок?! - Сорок?! Неужели сорок?! Почему именно сорок?
Кому-то стало дурно. Оно и несомненно. Откуда-то запахло одеколоном «Нефертити».
Весь зал наполнился благоуханием...
9.
Вскоре и на сцене запахло «Нефертити». Появился настоящий, а не бутафорский, ВДВ-шник.
Охраннику захорошело, он спросил:
- К-к-кто вы?!
- Кто я?! Ах, да! Ведь вы меня как следует в тот день не разглядели! Где хозяин?
- Он уехал...
- Куда же?
- Уколы делать... сорок штук ... на Петроградскую...
А в это время, вопреки всем ожиданиям, освободившись от уколов раньше (не
захотел все сорок делать сразу!) появился замордованный продюсер. Вошёл украдкой,
через дверь с подсветкой 'EXIT'.
Но ВДВ-шник его, всё-таки, заметил.
- Вы говорили, центр у вас продюсерский! Причём тут опера, колготки, шляпа с
перьями?...
Продюсер начал, заикаясь, объяснять:
- Продюсерским он был до вашего прихода. Потом на нас насели оперА. Теперь мы
оперные. Та-ра-ра!... Да, оперные! Или нет... балетные!
Он глянул на свои колготки, сморщился лицом и мигом закопался в яме оркестровой.
Охранник замолчал потупившись. Но ВДВ-шник не потупился. Наоборот!
- При чём тут оперА?! Кто их позвал?! Зачем такие крайности?!
Охранник торопливо зашептал:
- Продюсер был до крайности напуган ваши первым появлением. Сам позвонил в
милицию, сам напросился, теперь вот маемся... Зря позвонил! От обысков теперь
покоя нету! На взятки подрабатывать приходится...
- Чем, интересно?!
- Сейчас покажем... Занавес!
10.
Занавес задёргался, но не поднялся. Жестокий занавес так поступил из принципа.
Художник по костюмам член нарисовал на нём, с изнанки, причём, неправильно. Член
оказался без сопутствующих аттрибутов. Такому точно не подняться...
Потом жестокий занавес, сменивший гнев на милость, всё же, пОднялся. На сцену
выбежали давешние секретарши, ныне чечёточницы из кордебалета. Вместо подмёток
они надели уже не нужные продюсеру кассеты VHS.
В зале поднялось обычное волненье. Гул постепенно нарастал:
- Балет?
- Балет?!
- Какой ещё балет?!
- Зачем балет?!..
Продюсер, наконец, прорезался из ямы:
- В чём дело, граждане?! Балет ещё не начался, а вы уже уходите?! Ах, вы пришли
на оперу?! В билетах так написано?! Так живо к кассам! Билеты поменять на
правильные… и – назад!
Воспользовавшись общим замешательством, продюсер вон из зала выскочил, помчался
вон из здания, вон со двора на улицу, где поджидал его спаситель-«мерседец».
Продюсер чувствовал, что наступал…
Спасибо, что на рифму не обиделись, не разрыдались, не ушли в себя, не
заколдобились, не отвернулись, не озлобились и, как итог, не бросили читать!
11.
Промчался год. За это время сон превратился в явь. Продюсер уже явно маялся, в
натуре...
У зрителей в ушах - всё те же звуки жизнерадостного конферанса. Теперь на ставке
бывшего конферансье - когда-то камуфляжный, а ныне бархатный, в колготках и с
пером на шляпе, ВДВ-шник. Он объявляет:
- Ровно год назад из оперно-продюсерского центра пропало главное лицо… Год - это,
как ни парадоксально, триста шестьдесят пять дней… За исключеньем високосной
аномалии…
У зрителей смятение:
- Триста шестьдесят пять?!
- Триста шестьдесят пять?! Триста шестьдесят пять?!
