Прусский и неаполитанский послы, благожелательно относившиеся к России, встретили Кутузова на последней станции перед Константинополем, а остальные только присутствовали при въезде русского посольства в столицу Турции.
На следующий день с утра к Кутузову явился чиновник великого визиря узнать о здоровье почетного гостя и передать ему подарки.
Затем стали приезжать с визитом послы.
И только после обеда Кутузов смог уединиться с поверенным в делах, полковником Александром Семеновичем Хвостовым.
Хвостов познакомил чрезвычайного посла с людьми, с которыми ему предстояло иметь дело, и обрисовал всю обстановку.
Кутузов знал, что положение простого народа в Турции ужасное: деревня разорена непосильными налогами и взяточничеством алчных чиновников.
Нищую турецкую деревню Михаил Илларионович видел собственными глазами во время трехмесячного пути из Дубоссар в Константинополь.
Но Хвостов дополнил эту картину. Он рассказал, что всего у турок насчитывается девяносто семь разных налогов, что существуют такие нелепые налоги, как 'за воздух' или 'за зубы' — вознаграждение чиновникам за то, что они во время командировок в деревни изнашивают свои зубы.
Крестьяне день и ночь изнывают в работе, чтобы только рассчитаться с податями. Многие бегут, бросая все.
— А что же султан? В чем же его реформы? Ведь от него ждут, что он вознесет Порту? — спросил Михаил Илларионович.
— Селим Третий не Гарун-аль-Рашид: он не интересуется, как живет народ. Его больше тревожат военные неудачи и пустая казна. Он реформирует армию и флот.
— Вероятно, он обыкновенный восточный деспот, жестокий и грубый?
— Нет, наоборот: Селим — образованный человек, любит музыку и поэзию, пишет стихи. А характер у него мягкий, безвольный.
— Выходит, как в поговорке: 'От добрых людей мир погибает'? — улыбнулся Михаил Илларионович. — А кто же пользуется у него влиянием? Наш друг — великий визирь, кажется, не очень в фаворе?
— Да, султан не больно жалует этого Рашид-эфенди, — ответил Хвостов. — Первый друг его — сверстник и шурин капудан-паша Гуссейн, прозванный 'Кючук'.
— Что это значит 'кючук'?
— 'Маленький'. Гуссейн — коротышка. Он мало участвует в делах, живет в свое удовольствие, кутит. Говорят, он уже промотал три миллиона пиастров. Его не любят два главных лица в правительстве — министр иностранных дел Рашид-эфенди и Юсуф-ага.
— А Юсуф-ага кто? — расспрашивал Кутузов.
— Юсуф-ага это 'кяхья', гофмаршал султанши-матери, которая по-турецки называется 'валиде'. Валиде — большая сила.
— У турок испокон веков все дворцовые козни и интриги выходят из недр гарема. И конечно, эта валиде, как мать султана, первое лицо в гареме? Какая она, очень старая?
— Совсем нет, — сказал Хвостов. — Султану ведь всего тридцать два года, стало быть, матери лет пятьдесят. Видно, была когда-то красивая женщина. Она родом из Грузии. Валиде имеет большой вес, но первое лицо в гареме не она, а кызлар-агасы, то есть 'начальник девушек', а попросту начальник черных евнухов, стерегущих гарем. В его ведении весь гарем и личная казна султана. Предшественник нынешнего кызлар-агасы, Бешир, фактически правил государством. Его купили в Эфиопии за тридцать пиастров, а когда Бешир умер, то состояние покойного кызлар-агасы оценивалось в тридцать миллионов пиастров. Вот что значит 'начальник девушек'.
Кутузов внимательно слушал Хвостова и думал:
'Надо постараться не ссориться с этим черным евнухом. И хорошо, что я догадался еще из Ясс отправить царице просьбу прислать для валиде дорогой эгрет![13]'
Спросил у Хвостова:
— А как же драгоман Порты, господин Мурузи, такой же прохвост, как и его братец, князь Волошский? Тот все норовит учинить нам какую-либо пакость.
— Коварен и подл. Не зря же он родом из Фанары, квартала в Константинополе, где живут греки. Прусский посланник Гаффон метко сказал: 'Фанара — университет подлости'.
— А как турки относятся к тому, что во Франции республика? — спросил Михаил Илларионович немного погодя.
— Турецкие риджалы[14] расценивают французскую революцию как благоприятный факт: устранена опасность франко-русско-австрийского союза. Великий визирь сказал: 'Хорошо, что во Франции республика: ведь республика не сможет жениться на австрийской эрцгерцогине!' А французские агенты постарались уверить турецкое духовенство, что раз во Франции покончено с христианской религией, то, значит, французы стали ближе к магометанам.
— Недурно придумано, — усмехнулся Михаил Илларионович…
Кутузов беседовал с полковником Хвостовым до ночи.
Когда Хвостов ушел, Михаил Илларионович вышел на балкон.
Над Константинополем и проливом плыла полная луна. С балкона открывался великолепный вид.
Внизу, у ног, лежали Пера и Галата, где живут 'франки'. За Галатой тихо плескались воды залива Золотой Рог.
Теперь, в свете луны, он был сверкающим, серебряным.
А за ним простерся сам Истамбул: плоские турецкие крыши, высокие минареты, разнообразные купола, блестящие позолотой, и купы деревьев.
Вот голубоватая в лунном сиянии громада сераля — дворца султана. Здесь живут его жены, наложницы, евнухи и бесчисленные слуги — все эти нелепо-странные хранители парадной султанской шубы, обрезыватели султанских ногтей, сторожа султанского попугая. А вот купол Айя-Софии, обставленный с четырех сторон стройными, как свечи, минаретами.
Но над всем Константинополем на холме возвышаются громоздящиеся друг на друга купола грандиозной мечети Сулеймание. Они кажутся выточенными из слоновой кости.
А там, за мысом Сарай-бурну[15], раскинулось Мраморное море и за ним смутно темнеют очертания гор азиатского берега. Как из сказки 'Тысяча и одна ночь'.
Приятно посидеть в такую мягкую лунную ночь, но еще ждут дела — надо написать письма.
Михаил Илларионович вернулся к себе в кабинет.
Взглянул на подарки великого визиря, лежащие на столе, и подумал о жене.
'Табакерка с алмазами ее, пожалуй, не заинтересует. И мыло адрианопольское, хотя считается лучшим. Катенька моет лицо хлебным мякишем, говорит — лучше всякого мыла. А вот девять кусков шелка из Алепо разных цветов на девять платьев — это доставит удовольствие!.. Модница! Кокетка!' — снисходительно улыбнулся Кутузов и стал писать письмо жене.
Осмотревшись в Константинополе, Кутузов начал устанавливать непосредственные взаимоотношения с турецкими сановниками. Он делал это по восточному обычаю: рассылал им подарки.
Еще в пути приходилось обмениваться подарками с местными властями, но там попадалась одна чиновничья мелкота, и дары поэтому были незначительные: серебряная табакерка или мех лисицы- сиводушки.
Правда, в Яссах секунд-майору Резвому пришлось вынуть из заветных посольских сундуков золотые вещицы: господарь Молдавский, относившийся неприязненно к русским, хотел теперь подольститься к посольству и не поскупился на подарки. Кутузов приказал отдарить господаря, 'дабы не дать ему превозмочь нас в щедрости и великолепии' — как написал царице в своем отчете Кутузов.
Михаил Илларионович очень беспокоился об одном — не задержали бы присылку эгрета для валиде, — он хотел поскорее послать подарки матери султана.
Эгрет доставили быстро, и Кутузов отправил к валиде первого секретаря посольства, секретаря ориентальных языков Занетии секунд-майора Резвого в сопровождении нескольких офицеров, или, как они
