— Что?
Последние часа полтора я провела в компании не слишком интересных мне людей, которые вяло разговаривали об отвлеченных вещах вроде несостоятельности современного образования, — и теперь рассчитывала остаться одна.
— Даша? Значит, ты здесь живешь?
Я узнала голос Романа, а потом разглядела и его самого. Легок на помине. В коридоре было светлее. Кажется, окно моей комнаты выходило на север.
— Я бродил по Монастырю. Дверь оказалась открытой, — он сделал несколько осторожных шагов ко мне.
— Ты же знаешь, у нас нет замков.
Я обошла его и села на край кровати.
— Извини, я, наверное, помешал.
— Нет, ничего.
Мы могли бы еще минут пять обмениваться пустыми вежливостями, но вдруг в районе двери раздался громкий щелчок. Мы оба посмотрели туда, и Роман сказал:
— Я пойду. Извини еще раз.
— Неважно, — бросила я. По идее, я хотела с ним общаться, но сейчас не представляла — о чем. В таком настроении предпочтительнее общаться с собой.
— Пока, — Роман потянул за ручку.
Я тоже хотела сказать «пока», но тут увидела, что дверь не поддалась. Роман дернул ее к себе. Потом, на всякий случай, толкнул.
— Нет, на себя, — вымолвила я.
— Да я вроде помню… — в его голосе слышалось удивление.
— Я не трогала задвижку.
— Вижу, — но он подергал и задвижку. Потом, взявшись обеими руками за ручку, уперся ногой в косяк, и дернул со всей силы. Безрезультатно.
Я не могла на это смотреть, встала и подошла.
— Странно. Я ведь смотрела, в двери нет замка.
— И подпереть ее с той стороны не могли, она же открывается внутрь.
— Да и забить они бы не успели.
— Похоже кто-то развлекается, — зло усмехнулся Роман, и долбанул по двери открытой ладонью. — Эй, вы! Я хочу выйти!
Я просунула руку, стараясь его не касаться, и потянула сама. Никакого движения.
Дверь была как стена.
Роман пнул ее несколько раз. Выругался. Пнул еще. Я осмотрела взглядом периметр.
Ни единой щели.
Внезапно лицо Романа озарилось мыслью. Он заговорщицки посмотрел на меня и приложил палец к губам. Я замерла. Он осторожно приложил к двери ухо.
Так — неподвижно — мы простояли с минуту. Я решила, что мы выглядим по-идиотски.
Наконец Роман выпрямился и разочарованно произнес:
— Никого. Они бы дали о себе знать, если это розыгрыш.
— А если это эксперимент? — осенило меня.
— На хрен такие эксперименты! — Роман деловым взглядом обвел комнату. Потом широким шагом прошелся до ванной, зажег свет и заглянул внутрь. Задумчиво повернулся к кровати. Подошел и присел рядом с ней, подергал ножку.
«Бесполезно», — подумала я. В отличие от Романа, я почему-то не злилась. Я не верила, что он может остаться. Ведь мы совсем чужие люди.
Роман попытался выломать ящик комода. Я поджала губы. Подумала, что хозяйка здесь все-таки я. Посмотрела на дверь. Дернула ручку. Ящик тоже не поддавался, но мог.
— Ты думаешь, что проломишь им дверь?
— Я подцеплю ее с краю.
— Ящиком? — саркастически улыбнулась я.
— Да, действительно… — Роман оставил комод в покое. Распахнул створки окна.
Наклонился. Я знала, что он видит там. Пропасть, деревья внизу. Скала на другой стороне.
Роман развернулся и, выгнувшись — почти улегшись на подоконник спиной, — посмотрел наверх.
— Там еще несколько этажей, — сообщил он.
— Я знаю.
— У тебя есть веревка?
Я пожала плечами.
— Разве что простыни…
— А может спички?
Я представила костер под дверью. К счастью, спичек у меня не было.
Следующие десять минут мы настырно долбились в равнодушную — и нереально крепкую — дверь.
Запись тридцать четвертая
Конечно, мы бы могли связать простыни (и я бы посмотрела, как Роман спускается по ним), но их общей длины, даже если присовокупить одежду, не хватило бы все равно. Мы обменялись множеством гадостей по поводу Монастыря в надежде, что нас подслушивают. Мы кричали. Мы стучали по стенам. Мы пытались проломить дверь, но добились только нескольких царапин. Когда совсем стемнело, на нас свалилась усталость. У Романа изредка дергалась губа. Жест, которым он отбрасывал челку, стал особенно резким. Общаться не хотелось. Роман сказал, что утро вечера мудренее, и поэтому давай спать. Я напряглась, потому что делить с ним кровать в такой ситуации было бы неприятно. Но возражать мне не пришлось, поскольку он сообщил, что ляжет на ковре. Я отдала ему подушку и одеяло; свернула и положила под голову полотенце. Раздеваться не стали.
Ночью я вспотела. Надо было переодеться, в одиночестве я б не раздумывала. Дома — и здесь — я любила ходить по комнате голой, чтобы кожа дышала. Я не то, чтоб стеснялась; я боялась, что Роман меня не так поймет. Даже если б я ему сказала «отвернись», он мог бы счесть это за провокацию. Он еще спал, хотя солнце уже поднялось. Но я была уверена, что своей возней его разбужу. Оставалось тащить футболку и джинсы в ванную вместе со свежим бельем. Я вообразила себя с горой одежды в руках и разозлилась. Злилась я долго — до тех пор, пока в окно что-то не стукнуло.
Мы вскочили одновременно. У стекла с той стороны болталась нагруженная корзина.
Роман и я потянули за створки: он за левую, я за правую. Он меня опередил, забрался на подоконник, бросил взгляд внутрь:
— Еда.
Но это нас не интересовало. Роман с задранной головой высунулся так далеко, как только мог, и крикнул:
— Э!
— Видишь кого-нибудь? — нетерпеливо спросила я. Он прогнорировал вопрос и снова закричал:
— Эй, наверху!
Я тоже могла залезть рядом с ним, но тогда плотного прикосновения было не избежать. Я считала, что лучше беречь границы хотя бы из вежливости, раз уж мы оказались в таком положении.
— Выпустите нас! — он дернул за веревку.
Ответа не было. Роман соскользнул в комнату.
— Никого.
Состроив недовольную гримасу, я все же перегнулась через подоконник, как будто не поверила.
