Он выглядел похудевшим.
Полковник — так я окрестила военачальника — снова вперился в толпу, свел ладони и постучал пальцами друг о друга, изображая то ли нетерпение, то ли раздумье.
— По количеству паспортов вроде бы совпадает…
Значит, они успели обыскать наши комнаты. Я не представляла, как Монастырь позволил это сделать. Я бы могла решить, что солдаты — это часть эксперимента, когда б они не выглядели настолько чужими.
А ведь я жила в мире, где они воспринимались вполне органично. Разве что вызывали некоторое напряжение при случайной встрече. Люди в военной форме вообще напрягают — не тем, что напоминают о возможности боевых действий, а тем, что внутренне готовы в любой момент эти боевые действия устроить.
— Вот что, молодые люди, — обратился к нам полковник. — Мы здесь для вашей защиты. Чем скорее вы начнете нам помогать, тем быстрее все закончится. При этом в ваших интересах, чтобы все закончилось благополучно.
Похоже, профессора и монахов он в виду не имел. Своим прищуренным взглядом он был готов пришпилить к стене остальных, но на монастырских смотреть избегал.
— Мы можем узнать в чем дело? — выкрикнул Руслан.
— Мы здесь паримся уже два часа! — в тон ему возмутилась Катя.
— Подожди, не шебуршись! — раздраженно махнул на нее полковник. — Сначала я буду разговаривать с каждым. По одному.
Он все-таки повернулся к монахам. Если с нами он обращался просто пренебрежительно, то сейчас его лицо окрасилось неприязнью. Я задумалась, правильной ли формулировкой является «с каждым по одному», или это характерное выражение для военных.
— Мне нужна комната. Со столом. Для допроса.
— Уже допросы? — вскинул брови профессор.
— Нет, для предварительного собеседования! Вы хотите, чтоб я отправил своих парней на поиски подходящего помещения?
Удивительно, но, несмотря на резкий тон, он выражался довольно интеллигентно.
Профессор дотронулся до рукава младшего монаха; тот, в свою очередь, тихо предложил полковнику идти за ним. Пока они шли через двор, мы не могли от них оторваться: младший двигался настолько невесомо, что, казалось, вот-вот растворится в воздухе. Вспотевший от жары девяностокилограммовый полковник тяжело топал следом, прихватив с собой пару солдат. Остальные застыли, похожие на грубые памятники.
— Что здесь произошло? — прошептала я.
Никто не смог мне толком ответить. К профессору я подходить постеснялась. Эльза предположила, будто здесь творятся темные делишки, и группу военных прислали для разоблачения. Лаури возмущенно ее заткнул. Однако, на лице Романа отразилось, что это может быть правдой. Вспомнить хотя бы ту несчастную тройку туристов, которая, похоже, так и сгинула в монастырских больничных палатах. Странно, правда, что сюда прислали столько солдат — мы в любом случае не могли противостоять, даже если б их было в три раза меньше. Впрочем, здесь вроде бы есть повара и дворники. Но раз они существуют — то где же они тогда?
А я-то надеялась по возвращении в Монастырь принять душ и выспаться в мягкой постели. Теперь, конечно, спать не хотелось. Какой тут сон? Нарастало отчетливое чувство замусоренности, и надо было в первую очередь очистить Монастырь от посторонних, а уж потом — отдыхать. Вот-вот. Неважно, что на самом деле произошло — этому можно было придумать огромное количество объяснений. Куда как важней — навести порядок.
Однако, военные представляли такую силу, с которой я не представляла, как справиться. То же касалось и остальных.
Запись пятьдесят третья
Солдат отчетливо считал из паспорта мои фамилию, имя и отчество. В стенах Монастыря это и выглядело и звучало ужасно. Наверное, потому я старалась не прислушиваться к остальным объявленным фамилиям и именам — тех, кто ушел на допрос до меня.
С допроса не возвращались.
Полковник сидел в столовой. В окна светило солнце. Большая часть легкой мебели была сброшена кучей за стойку. Военные заняли два стола: рядом с полковником, вооруженный бумагой и ручкой, примостился ушастый кругломордый солдат. Другой — проводивший меня, встал у двери. Еще один скучал на улице.
Мне предложили сесть. Полковник раскрыл мой паспорт и вновь я услышала имя, когда-то принадлежавшее мне. Произнесенное с вопросительной интонацией.
— Да, — выдавила я.
Полковник назвал дату рождения, затем место прописки. Из странной и замкнутой девушки, рожденной в лесу, я превращалась в подзабытую мною обычную городскую женщину, которая чувствовала себя лет на семь старше Даши, несмотря на одинаковое количество прожитых лет.
— Кем работаете?
— Журналист.
Я сказала, в каком издании. Наша газета была местной версией знаменитого столичного еженедельника. Полковник поморщился.
— Вы сейчас в отпуске?
— На задании, — неожиданно выдала я. — Провожу независимое расследование.
Даже если он попытается это проверить, в редакции ему ничего определенного не сообщат. Журналисты не выдают своих.
— Значит, обманываете… этих.
Он кивнул за окно, где виднелась стена. Огромные теплые шероховатые камни. На которые так хорошо положить ладонь.
— Они не спрашивали. Они знают, где я работаю.
— Получается, они рассчитывали переманить вас на свою сторону?
— То есть? — изобразила я холодное возмущение. — У нас вообще-то договор.
— Скажите, — наклонился ко мне полковник, — сколько вы получаете в этой вашей газете?
Я пожала плечами и сказала, что все зависит от объема работы.
— Но ведь наверняка больше, чем здесь вы получите за год по этому… договору? Я правильно понимаю?
— Для меня главное — работа, а не деньги — с тупым пафосом бросила я.
— Выходит, вы подозревали, что здесь происходит нечто незаконное?
— Я не занимаюсь криминалом, — сказала как отрезала.
— Читателей развлекаем, — презрительно молвил полковник в ответ на мой грубый тон. — Вы понимаете, что это — секта? Вас ведь даже вырядили как инкубаторских!
Не знаю, какая в его сознании была связь между сектой и инкубатором. Я молчала, ждала вопроса. Про солдат, которые своими однообразными бездумными рожами напоминали инкубаторских гораздо больше, я решила не упоминать.
Полковник выпрямился, заговорил суше:
— Вы замечали в происходящем признаки секты?
— А это что?
— Не стройте из себя дуру!
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Хорошо. Вас заставляли принимать психотропные вещества? В смысле, наркотики?
